О еде я и думать не могла. А мать вела себя так, будто я к ней с визитом вежливости явилась — не более того.
Но мне стыдно ей было в этом признаться. Стыдно признаться, что я хотела услышать от неё хоть слово участия, а не дежурное: «Ну, всё понятно».
Хоть ничего ей понятно и не было. Я не рассказала ей об измене.
Во-первых, не было никаких сил душу наизнанку перед ней выворачивать. Во-вторых, я ведь знала, что лить мне бальзам на душу мать не станет, не такого склада она человек. Всегда говорила лишь то, что думала, без оглядки на чужие чувства.
Поэтому я только и обмолвилась, что мы сильно с Германом поругались.
— Так… ты надолго?
Я отёрла заложенный нос, пожала плечами:
— Н-не знаю. Всё только что произошло, и я… вообще пока ничего сказать не могу.
— Раз не знаешь, я тебе наверху постелю. Мы там наконец-то ремонт закончили. Только постельное постелю.
Я кивнула. Сейчас мне было откровенно всё равно, где меня определят. Не погнали — и на том спасибо.
— Лиль…
— М?
— Так… не расскажешь, что стряслось? Ну, я поняла, что поругались, но… из-за чего поругались-то?
Я украдкой взглянула на мать. Не уверена, что ею двигало искреннее сочувствие. Она так до конца мне и не простила, что я «отказалась от своего счастья», предпочтя Германа другу детства Андрею Самарину, за которого она меня настырно сватала лет десять — не меньше.
— Это не важно.
— Ну что значит, не важно? Конечно же, важно! Примчалась в слезах, второй час успокоиться не можешь. Уже трусишься вся. Губы, вон, белые. Лиля, ну не рви ты мне сердце!
— А разве это возможно?
— Это что ещё значит?
Я впервые открыто посмотрела на мать. Серые глаза взирали на меня едва ли не с вызовом, мол, что, возьмёшься-таки прекословить?
Её выдавали только бледные тонкие руки, то и дело поправлявшие ворот домашнего халата. Мать всё-так нервничала. Она не любила оставаться в неведении и не любила, когда я с ней пререкалась, ставя под сомнение её авторитет.
Пару лет назад она мне сказала: «Имей совесть слушаться меня хоть иногда. Хватило и того, что ты, безголовая, за своего дьявола-искусителя выскочила!»
— Это значит, что я не верю, будто тебе есть до наших ссор хоть какое-то дело. Мам, я не ссориться приехала. Я приехала переночевать. Если мой приезд вам окажется в тягость, поеду к подруге. Я тебе уже объяснила.