Изобилие возможностей такое, что
просто глаза разбегаются, но при этом не стоит забывать, что для
нас главное, а что второстепенное. Если соседу с фланга (а
российские государства во всех открывающихся мирах воспринимаются
именно таким образом) нужна помощь, то на это не стоит жалеть ни
времени, ни усилий, а вот визиты с туристической целью я
рассматриваю как неоправданную роскошь. Исключение можно сделать
только для миров Елизаветы Дмитриевны и полковника Половцева, в
которых у нас* имеется родня. Выход из Единства по личным
обстоятельствам - явление, в общем-то, невероятное, но моя супруга,
а также бывшие курсанты и их командиры наверняка могут пожелать
дать знать родным, что они живы, здоровы и вполне благополучны.
Кроме того, все они военные люди, а следовательно, должны
официально подать по команде рапорты об уходе в отставку, ибо иначе
никак.
Примечание авторов:
* это Серегин расширительно трактует форму страшной встречной
клятвы «Я - это ты, а ты - это я».
Мгновенная мысленная перекличка в
Единстве подтверждает мои соображения. Никто не захотел бросить
команду и вернуться домой, но все желают послать весточку папе с
мамой, а офицеры-инструктора - еще и женам. Правда, при этом надо
понимать, что родители будут ждать пропавших безвестно детей до
самой смерти, а вот жены таким постоянством обладают не всегда.
Человека после трех лет безвестного отсутствия автоматически
признают умершим, со всеми вытекающими юридическими последствиями.
С момента пропадания курсантской роты, по нашему счету, прошло чуть
меньше трех лет, но если время в мире Победившего Октября течет
хотя бы на несколько процентов быстрее, чем в Подвалах и мире
Содома, то парням долго и нудно придется в судебном порядке
доказывать, что они это действительно они. Однако я помогу бывшим
курсантам чем смогу, за исключением применения грубой вооруженной
силы, ибо по отношению к своим это для меня табу. Впрочем, надеюсь,
что командование Красной Гвардии в том мире проявит дипломатическую
гибкость и понимание момента, а потому не станет разводить излишней
бюрократии.
Пока я так размышлял, ко мне подошла
Елизавета Дмитриевна и обняла сзади за плечи.
- О чем грустишь, Серенький? -
промурлыкала она мне на ухо. – Ведь все идет так хорошо, что лучше
не бывает.