«Синий на связи. Что это за седой старик с ружьем? Движется с двугорбого холма слева от тебя».
Гнусавый голос из динамика не вызывал приятных эмоций. Птичка, вытаращив глаза в ужасе, безмолвно зашевелила ртом.
— Бруно! — прочел я по ее губам.
«Красный. Принято! Вижу деда. Не знаю, что за старый хрен. Снять его?» — отозвался другой голос, не менее противный. И не из-за тембра, а нахальной манеры произносить слова.
«Подождём немного. Он дряхлый. Наверно, на зайцев ведет охоту».
Несколько долгих минут. В динамиках слышалось шебуршение одежды, ветер и дыхание. Кто-то из переговаривающихся забыл отключить передачу.
Оглушающим треском грохотнуло ружье. Новое оружие почти бесшумное. Значит стрелял смотритель. Первый выстрел, раздался громкий вопль. Второй вызвал протяжный хрип в колонке.
«Этот долбанутый старик пристрелил Крея! И мне попал в плечо! Вали его!»
Птичка зажала рот руками, лишь бы не кричать.
«Есть, я снял его! Иду к тебе!»
Ублюдочный Сольвенти! Бесстрашный старик Бруно с большой долей вероятности убит. Зачем он полез на этих отморозков?
Дальше эфир наполнился помехами.
Аделин побелела, сливаясь цветом кожи со скатертью на столе. Передышка отменяется. Нам опять нужно было шевелить хвостом.
Я усадил девчонку на пол, чтоб не грохнулась. Всучил ей стакан воды, а сам наскоро собирал вещи, прихватил и свежеприготовленную еду. В кухне было достаточно пищевых вакуумных термо-контейнеров.
Аделин часто и глубоко дышала, быстро приходя в себя. Натянула на ноги ботинки. Решительное выражение лица говорило о том, что сейчас она готова идти сама.
Птичка перелила в свой пустой термос свежезаваренный чай и наспех соорудила бутерброды. Съедим сразу же по дороге.
Комм брать не рискнул, вдруг отследят сигнал. И в долине, был уверен, нет связи, там он будет полностью бесполезен. А навредить нам может. Но перед уходом я отправил с него сообщение, которое даст отцу знать, что его дочь жива, и поможет сбить с толку преследователей.
«Папа, я в порядке. Буду к вечеру на Северных склонах».
Этого достаточно. Лишняя информация может сыграть против нас.
Меня разбирала злость оттого, что снова приходилось убегать и прятаться. Голос внутри меня возмущенно шипел и требовал принять бой. Но я не мог ему поддаться. Шайрасы сорвиголовы по своей сути. Но я не один. Да и похоже давно перебесился, не мальчишка. И чаще во главу угла ставлю разум, а не эмоции, которые тем не менее продолжали бурлить во мне.