Фальк что то говорил, я старалась слушать его, чтоб не думать о грустном.
Мне приятна была его болтовня. Тем более я понимала, что он пытается отвлечь меня от грустных мыслей, конечно, его забота казалась такой милой.
Сказать правду, на самом деле мне это мало помогало. Я дрожала внутри как заячий хвостик перед беседой с мужем. Просто боялась его. Что я ему скажу? А вдруг Арнольд запретит мне ехать к матери.
А вдруг…Да мало ли что может сказать мужчина, бросивший невесту посреди свадьбы. И вообще, Арнольд настолько властный, любой дрожит перед ним. У него что ни слово– команда. Я это хорошо заметила на собственной свадьбе статуей в фате сидя за праздничным столом. Там мужчины всем видом признавали, кто в праздничной толпе главный. Без сомнений он, Арнольд.
А женщины просто не сводили восхищённых глаз и, по всему видать, с одной из них он исчез с собственной свадьбы. Вот ведь позорище. И в центре праздника я, как вишенка на торте, сидела одна-одинёшенька. Только флаг не развевался над моей головой со словом "брошенка". Я закусила щёку изнутри, чтоб не заплакать от обиды.
Мы приехали к месту кольцевых гонок – развлечение, достойное самых богатых бонз драконьего мира. Арнольд, по словам Фалька, уже должен был быть там, тем более сегодня намечался серьёзный заезд его автомобилей.
Трасса протянулась ниже высоко расположенных трибун, смотреть за соревнованием было одно удовольствие. Протискиваясь между людьми, я не обращала внимания на ажиотаж, царящий на трибунах. У меня была одна мысль, не потерять из виду Фалька.
Меня то и дело толкали плечами, я сама кого -то задевала, здесь на это никто не обращал внимания. Искала глазами силуэт мужа. Заполненные до отказа трибуны фонили нетерпением возбуждённых мужчин, отовсюду слышались выкрики, топот.
Яркие пятна нарядов их спутниц не уступали роскошью самим болидам, выстроенным в шеренгу на старте. Заезды сменялись один за другим, по трассе стелился сизый дым, воняло палёной резиной.
Невообразимый грохот закладывал уши. Фальк уверенно пробирался сквозь плотно сомкнутые спины к центральной трибуне, я старалась не отставать.
Наконец, мы остановились. Фальк рассматривал в бинокль трибуну напротив. Обескураженно отстранившись, протянул его мне.
Предчувствие стянуло мне сердце ржавым обручем, я взглянула в ту сторону, куда смотрел Фальк.