— Ты мог бы просто работать, — разочарованно покачала я головой. — У тебя же не получается делать большие деньги. А нам для жизни не нужно много. Ты мог бы работать, я могла бы пойти на работу…
— Женщины в нашей семье не работали и работать не будут! — горло провозгласил отец.
Сегодня он общался только лишь восклицательными знаками. Прошел мимо меня на кухню, обдав запахом алкоголя, сел за стол.
— Я лучше бы работала.
Сказала тихо, но отец услышал.
— Не позорь меня! Хватит того… — отец замялся, подбирая слова, — что ты девкой родилась. Трех после тебя твоя мать сбросила, не доносив. Все трое мальчики были. Они не выжили, ты выжила. Несправедливо, так хоть не позорь, живи по правилам.
Я проглотила обиду. Подумала о матери, которая беременела раз за разом, на задворках цивилизации, без нормальной медицины. Я этого не знала и не помнила — маленькая была. Наверное эти беременности и подточили ее и без того хрупкое здоровье.
— Отец…
— Хватит! — крикнул он. — Другая бы радовалась, за самого Муратова замуж идет, нет же… разбаловал вконец! А все книги твои, книги!
За каждую книгу мне приходилось сражаться. Отец почти не общался со мной, но то, что я читаю, инспектировал. Как я выпрашивала эти книги, унижалась… ни одна из них не досталась мне просто, каждую я ценила, берегла и не по разу перечитывала.
Отец встал так резко, что опрокинул стул. Открывал все шкафчики на кухне, пока не нашел мусорные пакеты. Прошел в комнату. И принялся складывать в мешки мои бесценные книги, единственных моих друзей одну за другой.
— Пожалуйста!
Получилось три мешка. Я глотала слезы, отец вышел в подъезд, я слышала, как лязгает крышка мусоропровода. Вернулся. Снова за стол сел, даже руки не помыв.
— Накрывай.
Я накрыла. В первую очередь я была послушной дочерью. Голову склонила, чтобы слез не видел, не разозлился еще сильнее. Дождалась, пока доест, убрала все и посуду помыла. Затем ушла к себе.
Для старухи, что воспитывала меня несколько лет величайшим грехом было лежать. Она вдолбила это в меня намертво, на всю жизнь. Кровать была для того, чтобы спать. Утром проснулась, заправила, да так, чтобы не единой морщинки, и потом только переделав все дела ночью можно было лечь. Старуха умерла давно, а я все так же следовала ее правилам.
Но сейчас я была сломлена. Пуста. Я рухнула на постель, хотя до сна было еще долго. Прямо на нерасправленную, поверх пледа, в верхней одежде. Старуха, если бы не успела умереть к этому времени, увидев это умерла бы точно. Мне было все равно. Моя жизнь потеряла всякий смысл.