– И помогает?
Нервно захихикал Машковский.
– Эх, молодцы… – Жгучий ком подкатил к горлу. – Ну что, повоюем еще? Держимся до последнего, бежать отсюда все равно некуда. Стрелять прицельно, патроны на ветер не бросать. Справимся, ребята, фрицев не так уж много осталось…
Он выдавал желаемое за действительное. Десантников изначально было около двух десятков, оставалось еще человек пятнадцать. Они лучше экипированы, лучше вооружены, и позиция у них выгодная. И вообще, они думают, что Ленинград вот-вот возьмут!
Злость не мешала лейтенанту мыслить трезво. Когда немцы пошли в атаку, он действовал грамотно: стрелял одиночными, перекатывался после каждого выстрела. Немцы тоже перебегали, прятались за деревьями. Они были совсем рядом, он их прекрасно видел. Опытные, рослые, поджарые, умело использующие складки местности.
Диверсанты стреляли короткими очередями, прикрывали друг друга. От запаха пороховой гари щипало нос. Слева и справа гремели винтовки Токарева. Таврин стрелял часто, словно торопился истратить перед смертью весь боезапас. Машковский бил прицельно, берег патроны.
Стрельба уплотнялась, немцы наглели, выкрикивали что-то гадкое, каждый раз разражаясь диким хохотом. Снова мелькнула физиономия офицера – уже не такая самодовольная. Березин ловил его в перекрестье прицела, но тот все время ускользал от пули, словно издевался!
Вот перебежали двое: один успел залечь, другой картинно схватился за грудь, упал сначала на колени, потом носом в мох. Засмеялся Машковский – отличный выстрел! Другой немец выпал из-за дерева, держась за живот, застыл в неестественной позе. Остальные начинали злиться, палили беспрестанно. Двое появились сбоку – одного Машковский подстрелил, другого загнал обратно в кустарник.
Взорвалась граната – бойца отбросило назад, словно он получил громкую оплеуху, откинул окровавленную голову. Отлетела в сторону винтовка.
Немцам надоело тянуть резину – они пошли вперед, подгоняемые офицером. Шли быстро, стреляли от пояса, выкрикивали что-то сердитое.
Березин продолжал стрелять, повалил громилу с белесыми глазами. Ничего не осталось в голове – ни страха, ни злости, ни желания жить всем смертям назло! Слева стонал Таврин, садил из винтовки. И вдруг замолк. Березин не отвлекался, привстал на колено, бил по фигурам, мелькающим среди деревьев.