Я здесь была много раз за год, что мы с ним знакомы. Особо не оглядываясь по сторонам, прохожу сразу в особняк. Он у них большой, но очень уютный.
В холле нас тепло встречает Татьяна Николаевна, которая терпеть не может, когда её называют по отчеству, а еще на «Вы», поэтому мне всегда немного неловко с ней здороваться.
— Привет, тёть Тань, — раскачиваюсь с пятки на носок и обратно.
— Привет-привет, Сашенька. Клим наверху. Надеюсь, не отрубился. И чего вам среди недели приспичило по ночам кататься? В выходные никак?
— Никак, тёть Тань. Честно.
А в выходные будет ещё одна гонка, но я не знаю, поедет Клим на неё или нет, поэтому пока молчу.
— Ладно, беги к нему. Если голодные, где холодильник, знаете. Разберётесь, а мы на улице, в беседке.
— Поняла, — киваю ей.
Пересекаю холл, поднимаюсь на второй этаж, сворачиваю налево по коридору и стучу в закрытую дверь спальни Зорина. Не отвечает. Стучу ещё раз. Снова тишина. Открываю, заглядываю, а Клим спит поперёк кровати с наушниками в ушах.
Тихо вхожу, сажусь рядом с ним на край кровати и немножко рассматриваю.
Красивый, скуластый парень с идеальными губами, тёмными бровями и пушистыми ресницами, на контрасте с которыми голубые глаза смотрятся просто потрясно. Футболка, обтянувшая крепкий, натренированный торс, задралась на животе. Из-под резинки спортивных штанов видна широкая тёмно-синяя от боксеров.
Отвожу взгляд. Стягиваю кардиган. Вздрагиваю от прикосновения к спине.
— Привет, — хрипло здоровается Зорин. — А я отключился, — подложив ладони под голову, снова закрывает глаза.
— Везёт тебе, — расправляю платье на бёдрах. Отвыкла я от них, в штанах гораздо удобнее.
Клим садится, растирает лицо ладонями, запускает пальцы в волосы и поднимает их от корней, становясь похожим на ежа. Его желудок громко урчит, и мы быстро принимаем решение спуститься к заветному холодильнику.
У Зорина строго контролируемый рацион, плюсом витамины и прочие полезности для профессионального спортсмена. Я же ковыряю вилкой вкусный салатик, подглядывая в окно за нашими мамами. Моя, кажется, плачет, и мне становится совсем не по себе.
— У вас что-то случилось? — спрашивает Клим, тоже наблюдая эту грустную картинку.
— А я не знаю! — роняю вилку из рук. — Мне, как пятилетке, никто ничего не объясняет, — злюсь я. — Только улыбаются и говорят, что всё нормально.