– Ребят, а вы чего такие хмурые сидите? – Николь стреляет глазками в Роста. Знает, что стрелять в мою сторону бесполезно.
– Да вот… Видишь, Ник, – жалуется Назаров, кивая в мою сторону. – Не брошу же я его.
– Ром, а Иришка придёт? – задаёт вопрос, ответ на который я и сам хочу знать. – Ой! Прости. Забыла совсем, – кается Киселёва и закрывает рот обеими руками.
Ни хрена она не забыла. Просто как был кисель вместо мозгов, так и остался.
– Да, придёт ваша ик… Иришка. Никуда не денется, – подваливает, еле держась на ногах, Стас. – Ника, детка, ты просто конфетка! – припечатывает Киселёвой по заднице.
– Стасик, лапу убери, – возмущается Николь, но при этом позволяет ему держать пятерню на своей пятой точке.
– Ваша попа, как орех, – пьяно мурлычет Стас, – так и пр-р-росится на грех, – рычит и щиплет Николь за то самое место, которое только что рифмовал.
– Дурак ты! – Киселёва додумывается свалить, и Назаров спешит утешить обиженную и оскорблённую.
– Я вернусь, детка! – Стас посылает Николь в спину воздушный поцелуй и пытается сфокусировать взгляд на мне. – Маркович… – Эта пьянь грузно падает на кожаный диван, усаживаясь рядом со мной, и укладывает свою клешню на моё плечо.
– Все бабы *ляди! – выдаёт народную мудрость этот пьяный гений. – Это ис-ти… ик… ис-ти-на. Вот! Забудь ты свою Ирку, – даёт совет. – Тебе баб мало что ли? Ты погляди, – обводит рукой, показывая на зал. – Хочешь? Любую? – таращится осоловелым взглядом. – Ты ж только им мигни, все твои будут. Любая даст. А ты по своей Ирке убиваешься. Не бывает незаменимых баб. Понимаешь? Не бы-ва-ет! Вот по-любому Ирка твоя уже хахаля себе нашла, который и жарит её по тихой грусти.
Скидываю лапищу Стаса и встаю.
– Обиделся что ли? А что я такого сказал? – бубнит заплетающимся языком. Но тут же откидывается на спинку дивана и вырубается.
Собираюсь покинуть сие мероприятие. Это раньше мне было весело, но не сегодня. Поэтому пора сваливать.
– Ром! – зовёт Назаров, отчаянно жестикулируя, чтобы я подошёл к их компании.
Да чтоб его за ногу. Сказал же, что не буду ни в чём участвовать.
И тут я спиной чувствую, как всё меняется. Звуки музыки становятся тише, громкие голоса почти не слышно, да и сам воздух становится густым и тягучим.
Я её не вижу. Но знаю, что она здесь. Смотрю на Роста, но ничего не слышу.