Высокийслегкапобледнел, шрам на щеке сталбагрово—красным. Он открыл рот, нопочему—то
промолчал.Тот, что пониже, сжимаякулакии наклонив голову чуть вперёд, не
выдержал:
—Алло, полегчена,
—проговорил он с
угрозой. —Ты понтами нас не закидывай. Про
костры свои клоунам затирай,братан. Сказано тебе — старуху
найдём,двух бабок вамсделаемна.Два дня, понял? Это таксистнамутил,сам видишь! — Он кивнулв мою сторону.
Имя«Азар»
резанулослух, словно
бритвой. Метка дёрнулась,
будто обжигая, а в
грудистало ещё
теплее.Заметил,
как щебень под ногами риелтора осыпался, образуя странный узор —
спираль, какна лицах
нападавших на меня людей.
Я
вспомнил кошмары — горящий лес, тени с обугленными пальцами, голос
Нурии: «Он становится сильнее».
Алексей
всё ещё стоял, не двигаясь. Его улыбка не пропала, но стала острее.
Он смотрел на риелторов, на уголовников, на меня, и я чувствовал,
как холод пробирает до костей.
И тут я
заметил движение. Второй риелтор — тот, смрачным взглядом слегка раскосых глаз— отошёл к фигурам в чёрных
капюшонах,которыестояли у края площадки. Их было
десять, максимум
двенадцать.Тени под
капюшонами скрывали лица, но их движения были ненатурально
резкими, какими-то деревянными. От
ихвидавеяло холодом, как от открытой могилы. Он собрал
их в круг, быстрыми жестами, будто дирижёр перед оркестром.
Онитут жесомкнули плечи, и я услышал шёпот —
тихийишипящий,словнов
травебыл клубок
змей. Слова были непонятные,
но от них волосы на затылке встали дыбом.
Никак
рыкнул, низко, почти неслышно, его шерсть встопорщилась на загривке. Яприсел
рядом иположил руку ему на
загривок — шерстькольнулапальцы,словноток. «Тихо,пёс», —
шепнул я, но голос дрогнул. Метка молчала,лишьжар в
грудиразгорался всё
сильнее.
Бородачшагнул в центр круга, егофигураказаласьтенью
всгущающихся
сумерках. Он поднял правую
руку, пальцы дрожали,словноон
тянул невидимую нить. И вдруг — я моргнул, не верясвоим глазам— его рука вспыхнула. Пламя лизнуло от плеча до
кисти, яркое, оранжевое, с синими краями. Оно не гасло, не
дымилось, и, судя по его лицу, боли не было. Его глаза
блестелинездоровым
азартом. Он
заговорил.Егогортанные, шипящие слова,раздавались в тишине, напоминаятреск поленьев в костре.
Я не
понимал ни слова, но каждое било по нервам, как молот. «Ша’сар…
кхар’зет… Аз