- Ок, но пусть сначала покажет, что у него есть.
Из всего, что я увидела, мне не понравилось ничего. У меня с детства чутьё на ювелирку, я интуитивно знаю, что хорошо, что плохо, тем более бусы, где самое главное – это именно вкус и правильный подбор материала. Хозяин лавки мне предлагал обычный туристический треш.
- Марин, я ж просила кораллы, а не мусор, - сказала я ей по-русски.
- Ты, что, понимаешь в кораллах? – удивилась она.
- Скажи ему, что мне нужны цельные круглые бусины.
Хозяин всё понял, но у него никаких настоящих кораллов не было. Сделка не случилась. Они переглянулись, я попрощалась и поблагодарила. Я тогда ещё своей тупой советской башкой не понимала, что Марина ждала комиссионных за клиента. Со временем всё встало на свои места.
На веранде гулял привычный Тунисский ветерок, пахло кальяном и морем.
- Вечно ты сгущаешь краски, - услышала я русскую речь без акцента за соседним столиком, - придёт, никуда не денется.
Усилием воли я заставила себя не смотреть в ту сторону. Любопытство просто раздирало. Если это были люди из посольства, то они могли меня элементарно узнать. Нас было всего четверо студенток-практиканток, и мы были на вес золота. Кто только нас не обхаживал и какие только прозрачные намёки не делал. Больше всего от этого выигрывала любительница сладкого, а и всего остального, Ленка Колмыкова. Она обещала, щурилась, ослепляла, рисовала перспективу и всегда просила поверившего её призрачным обещаниям, да хоть водителя посла, купить пожрать. Стипендии не хватало, что уж там, мы же копили валюту, как и все остальные. Шоколад, печенье, финики и, конечно, консервированная ветчина из посольской продуктовой лавки. Нам от Ленкиных успехов мало перепадало, так как никому никто не мешал клянчить и артистично вводить в заблуждение персонал посольства, а это труд и риски.
- Сами старайтесь. У вас, что, языков нет, или жопой крутить не умеете?
Ленке пришлось, правда, пару раз отступить, так как вскрылся обман, и источник снабжения мог иссякнуть. Да, непросто доставались валютные накопления.
Спать с иностранками запрещалось вплоть до высылки из страны, развлекаться с родными студентками считалось делом как бы наказуемым, но возможным и даже допустимым, то есть за это ничего страшного, кроме выговора, если жена напишет кляузу, не грозило. Но жёны кляуз не писали, это им грозило не меньшими неприятностями, так как на заграничной карьере мужа строился весь хрустальный замок советского респектабельного бытия. Истерили дома или на природе, если боялись прослушек.