А Серый чувствовал себя брошенным и от этого психовал.
18. Глава 18
Он привык быть рядом с ней, привык к тому, что его идеи ее восхищают и радуют… И вдруг… Девочка растет? Меняется? Он понимал, что это естественно, что этому надо радоваться, но ничего не мог с собой поделать.
– Хорошо, – почти прорычал. – Хотя бы один день. Пятницу, – посмотрел на нее многозначительно, даже с укором. – Ты можешь прогулять одну пятницу в октябре?
– А ты уедешь на выходные? – она широко раскрыла глаза от удивления.
– Уеду, – ему чертовски хотелось провести хотя бы несколько ночей с ней в одной постели. Хотя бы несколько дней не оглядываться, и не отдергивать руку при звуке открывающейся двери.
– Блин, Серый, – она расплылась в улыбке. За все те годы, что она крутилась среди этих ребят, она знала цену освобожденным выходным. – Ну да! Тогда да! Даже, наверное, полчетверга, – закатила глаза, подумала: – Да! У нас в четверг в двенадцать рисунок, а потом методика, с нее я могу слинять.
– Значит, в четверг, с полвторого ты свободна, – он прищурился, считая. – То есть, мы вполне можем улететь часов в шесть, и ужинать уже в Риме.
– А! – она аж подпрыгнула от восторга. – Серый!
– Или в Париже?
– Да! В Париже, – выдохнула, прижимаясь к нему. – Серый, какое ты у меня чудо.
– Это ты чудо! Замечательное, но вредное чудо! – достал смартфон. – Если получится, куплю билеты на эту неделю.
Он листал расписание авиарейсов и думал о том, что к бабушке тогда надо будет заскочить чуть пораньше. И, наверное, уже с сумкой.
***
Зимовать в Москве – маленький подвиг. Серость, ветра, снегодождь, дождеснег, потом за одну ночь сугробы по пояс, а через два дня оттепель. Семь солнечных дней на все пять месяцев зимы, и те с морозом минус тридцать.
Выходить никуда не хотелось, даже с клиентками. В первую очередь с клиентками. Как сохранять представительный вид, когда на улице слякоть и ледяной ветер?
Масло в огонь добавляло то, что Тайка теперь постоянно была занята. Андрей тихо снял ценники с ее картин и объявил их постоянной экспозицией. По крайней мере, до лета.
С самого их возвращения из Парижа они виделись едва ли десять раз. Тяжело было после сказочных золотых дней на берегу Сены возвращаться в тот мир, в котором нельзя ее обнимать на ветру, подсаживать на парапет набережной и впиваться в нее губами. Мир, в котором нельзя зависать в мелкой кафешке у подножья старинного Собора и пить кирш, а вечером – теплый глинтвейн. Мир, в котором надо спать порознь. Мир, в котором надо просыпаться порознь.