Вселяясь в дом культуры, Диц поместил в свои хоромы просторную кровать, предназначенную для любовных утех. Принес ее в канцелярию предусмотрительный староста, хотя немец не просил его об этом. Он же, вместе с сыном Иваном, звероватого вида пареньком, оборудовал спальню офицера с учетом военного времени. Бывшая бухгалтерская дома культуры, а ныне обширная опочивальня коменданта Дубков напоминала блиндаж, огороженный колючей проволокой с единственным оконцем в виде крепостной бойницы, из которой можно было вести прицельный огонь в случае надобности.
Приподнявшись на локте, лейтенант скинул с себя теплое одеяло и предельно напряг слух: мертвый голос поменял свою тональность и напоминал теперь ржавый скрип дверных петель.
«Откуда раздаются эти проклятые звуки и почему на постах никто не отзывается?» Играя тугими рельефными мускулами, лейтенант пружинисто встал с кровати и, подойдя к «бойнице», открыл до упора форточку. В спальню ворвался обжигающий морозный воздух. На дворе стояла тихая звездная ночь. Где-то в конюшне сонно фыркнула лошадь, тоскливо завыла собака за старой мельницей и слышен был хруст деревьев трещавших от мороза. После оглушающей фронтовой канонады, которая основательно притупила ему слух, лейтенант долго не мог привыкнуть к этой идиллической сельской тишине, действующей поначалу ему на нервы. Он сел на край широкой кровати, легким щелчком открыл серебряный портсигар, лежавший на тумбочке вместе с книгой, взятой у Штайнера и, чиркнув зажигалкой, вдохнул в себя терпкий дым сигареты. Нынешний его улов давал ему право немного расслабиться и отдохнуть. Раз в неделю Карл Диц посещал уютный светлый ресторан в европейском стиле, расположенный в тридцати километрах от деревни. Обычно он цеплял там грудастых девиц, обслуживающих немецких офицеров, но на сей раз решил выйти в свет вместе с Сюзан.
Сюзан была дочерью лесничего Симакова. Он дал рыжебородому время «хорошенько подумать» – сдавать ли ему гномов, а пока обещал не трогать его диковатую дочь Соню. На самом деле он овладел этой стройной синеглазой блондинкой в первый же день ее появления в канцелярии и нашел в ней много высоких достоинств.
Она продолжала дичиться его, хотя он был нежен с ней в первую ночь, а ему хотелось выглядеть в глазах этой пышноволосой синеокой пастушки светским львом. Вряд ли она знала что-нибудь лучше убогого сельского клуба и потных деревенских самцов, подминающих под себя визжащих девок в колхозном парке. Впрочем, она оказалась девственницей, и это льстило его мужскому самолюбию.