Поскольку в дальней дороге предполагалось прочесть несколько книг (невозможно всё время писать, ничего не читая), было решено выезжать поездом, лучше фирменным. Поэтому я заранее приобрёл билет в спальный вагон скорого поезда «Москва-Владивосток», гадая, кто же в этот раз окажется моим попутчиком, – какой-нибудь мошенник, депутат или генерал. «Да какая разница», – одёрнул я себя, – лишь бы они не храпели ночью и не заставляли изнывать от скуки днём.
Итак, в один из пасмурных дней декабря я приехал со своим умеренно тяжёлым багажом на Ярославский вокзал, где заставил себя проглотить в местной забегаловке хот-дог с гамбургером и запить их водой столь же сомнительного происхождения. Время от времени приходилось задавать себе вопрос, почему в мире повсеместно побеждает именно эта снедь, а не какие-нибудь отечественные расстегаи или пирожки с ливером и капустой. С этими патриотическими мыслями я предъявил билет проводнице, прошёл на своё место и устроился за столиком у окна.
Минут через десять в проёме открытой двери показался пассажир, пожелавший занять в моём купе свободную полку. Он поздоровался, сбросил рюкзак и поместил сумку под диван. Этот парень привлёк моё внимание, когда стоял на перроне у входа в вагон. Своей внешностью он как-то располагал к себе, в некотором роде напоминая одного из наших актёров кино Илью Шакунова и чем-то Алена Делона в молодые годы. Я опять поймал себя на привычке искать прототипы для своих книжек в обликах случайных людей. Мне показалось, что тесное пространство, в котором мы находились, заполнилось безмятежностью и спокойствием. С виду это был обыкновенный симпатичный молодой человек, которому не хватало до тридцати нескольких лет, но скольких точно, сказать было трудно. «Рост – примерно сто семьдесят семь сантиметров, вес – килограммов семьдесят пять», – определил автоматически я, как это делали мои герои-сыщики, уподобляясь своим американским коллегам (нашим, в отличие от американцев, вес без разницы: им важнее телосложение, что не лишено смысла). Взгляд у него был внимательным, но не пристальным, и я бы даже сказал, с какой-то затаённой мудростью. Это в его-то годы! Однако, отрешённости в его глазах не чувствовалось. Зато в проявлении всего внешнего облика была видна детская непосредственность, аккуратно вправленная в рамки корректной непринуждённости и такта. Говорят, писатели должны уметь определять в человеке главное. Наверное, это правильно. Я, например, смог выделить у него некую общую гармонию. Но догадаться, кто он, откуда и куда едет, я пока не мог, а спрашивать было ещё рано. Для тех, кто об этом никогда не задумывался, скажу: отношения между пассажирами в двухместных и четырёхместных купе складываются по-разному: как-никак в последних попутчиков больше – на целый пижамно-картёжный коллектив наберётся. А здесь, какой коллектив: ты да я, и всё зависит от тебя или от меня. Мой сосед уже скинул с себя куртку, стряхнул с ног тяжёлые ботинки, переобулся и уведомил, что пойдёт взглянуть на расписание поездов в коридоре. Поезд тронулся, рванув с места, как застоявшийся конь, и его бумажник, легкомысленно оставленный на столике с железнодорожным билетом, соскользнул на пол и раскрылся. Я невольно разглядел за прозрачным пластиком двух молодых людей, снявшихся на фоне старого, казавшегося на снимке игрушечным, готического замка. Он и она стояли, обнявшись перед каменным парапетом, за которым просматривалась глубокая низина, склоны которой поросли лесом, а в самом основании её стоял высокий замок. Мой сосед вернулся, бережно поднял бумажник, сел напротив меня, и мы молча, думая каждый о своём, проводили неподвижным взглядом уплывающий назад вокзал. Всё было как всегда. Я ждал, посматривая на бело-грязные кварталы уходящего города. Теперь кто-то из нас должен был произнести первое слово, которое станет вступлением к разговору, такому же долгому, как и эта дорога.