В комнату с полотенцем на плече заглянул брат.
– Доброе утро!
– Доброе утро, капитан! Или пока я спал, ты уже стал майором? Но все равно, тебя ждет плац.
– Чего ждёт тебя, вчера сказал отец перед отъездом в командировку.
– Тоже плац?
– Кирзовые сапоги. Если бы ты поторопился, мы бы вместе вышли из дома.
– Я догоню тебя. И перегоню как Хрущев Америку.
Из комнаты по-прежнему доносился магнитофонный голос Владимира Высоцкого, которого любили в нашей семье. Он уже спел «Утреннюю гимнастику», потом «За что аборигены съели Кука» и теперь слышалось: «…удобную религию придумали индусы, – что мы, отдав концы, не умираем насовсем».
В этот день на семинаре я получил пятерку. После занятий передо мной опять предстал Славка и уведомил, что подошёл еще один исторический праздник. Он был круглым отличником и знал все праздники.
– История развивается по спирали, – многозначительно добавил Петельский.
– А есть ли в этом какая-нибудь историческая необходимость?
– Есть. У хозяина сала теперь появилась горилка с плавающим перцем. Фирменный закордонный подлинник. Еще запорожцы пили перед тем, как написать письмо турецкому султану. Исторический факт.
Оставалось только вернуться туда, где ещё было украинское сало. В этот раз оно было съедено вместе с плавающим перцем до конца, но мой сон повторялся еще три последующих ночи.
Это было время, когда вся наша семья жила в Одинцово. Мама работала учительницей, а отец и брат были людьми военными. Мы переехали сюда из Сибири, где я родился. Моего отца перевели под Москву к новому месту службы как раз в тот год, когда брат поступил в военное училище. А ровно через десять лет и я был принят на первый курс одного из столичных вузов. Вдохновлённый получением исторической специальности, я писал стихи, не спал по ночам во время зимних и летних сессий, влюблялся и думал, что так будет всю жизнь или, по крайней мере, неопределённо долго. Но кто бы из вас, будучи первокурсником, стал специально вбивать себе в голову, что так не бывает. Никогда и ни у кого. Кто бы из вас, пошедших в первый класс перед самым началом перестройки, стал особенно удивляться переменам, происходящим без конца и края? И кто бы из нас в это время, слушая лекции некоторых профессоров и доцентов, мог увидеть за некой печатью озабоченности и задумчивости нечто посущественнее вечных бытовых проблем?