* * *
Проснулся я от птичьего гомона, сразу же высунул заспанную голову наружу и увидел дивный оживший лес под первыми лучами солнца. Я прислушался. Где-то рядом тихонько журчала вода. В нескольких метрах действительно обнаружился родник, который вчера мной не был замечен. Вода текла со склона вниз и падала на камешки небольшим ручейком, заполняя выемку в твёрдой породе. Её было достаточно, чтобы не только наполнить фляжку, но и помыться. Я наклонился к водной поверхности и обмакнул лицо, а затем разделся догола и вымылся холодной водой с головы до ног. «Ух, и здорово!» – крикнул я самому себе и вспомнил поговорку: такое больше никогда не повторится, но то, что увидел, останется навсегда твоим. Теперь можно позавтракать, выпить обжигающего кофе и собраться. Глядя на разложенную карту, я вычислил дальнейший путь и взял азимут. Идти оставалось километров тридцать, и я знал, что сегодня обязательно пройду их. Наступившее утро вселило в меня бодрость, энтузиазм и веру в это.
После остановки у Мирабо местность изменилась. Впереди показались очертания невысоких пологих горных хребтов, поросших зеленью, между которыми проступала красноватая порода. Вероятно, они являлись началом массива «Montagnes du Liberon», имевшим наивысшую точку в 1125 метров над уровнем моря. Ориентируясь по солнцу, с помощью компаса и карты, я решил идти на северо-запад, избегая, чтобы не терять время, населённых пунктов, которых, впрочем, здесь было мало. Правда, на склонах кое-где прятались в деревьях отдельные селения или виллы, но мне вряд ли понадобится заходить в них и общаться с людьми. Пока же я шёл по усыпанной щебнем дороге, справа от которой простирались виноградники, а слева раскинулась долина, на которой аккуратными рядами стояли фруктовые деревья с развесистой приземистой кроной.
Через несколько километров я добрался до холмистой местности и начал карабкаться на первый перевал по каменистой тропинке. Достигнув манящей снизу красотой горной вершины, укутанной зеленью, я разглядел вблизи жёсткую сочную листву кустарников, растущих на голых камнях и покрывавших почти всё вокруг. Поверхность из осыпающихся камней была столь неровной, что я то и дело запинался и терял равновесие, опираясь на импровизированный альпеншток. Я присел на отполированный ветром красно-розовый камень и осмотрелся вокруг. На обрывистом краю горы росли причудливые и пышные сосны, с другой стороны имелся спуск по крутой и жёсткой как наждак тропе. Внизу, там, где она кончалась, можно было пробраться между склонами ближайших гор по каменистой дороге, видимой за деревьями. После этого мне предстояло снова вскарабкаться на очередную вершину, немного передохнуть и опять спуститься вниз. На горизонте высились одни лишь гряды хребтов разной высоты, и иного пути теперь у меня не было. Каждый миллиметр карты означал восемьсот метров по земле вверх или вниз, и большая часть трудного участка ещё была впереди. Правильно сказала Марина, что главное не растеряться, не плюнуть на всё. Надо быть самодостаточным и целеустремлённым, и чтобы подбодрить себя, я включил плеер с самой знаменитой песней Эдит Пиаф «Браво, милорд», знакомой нам по эпизоду фильма, в котором Штирлиц вёз пастора Шлага к швейцарской границе.