– Добрый день, папа.
«Экий недотепа, – подумал Шаса, – и откуда у него эта астма и заикание?»
– Привет, Гаррик.
Шаса никогда не называл его «сын», или «мой мальчик», или «парень», как двоих других сыновей. Мальчик оставался для него всегда просто «Гарриком». Он легко потрепал сына по голове. Ему никогда и в голову не приходило обнять этого ребенка: мальчишке уже десять, а он все еще мочится в постель.
И Шаса с облегчением повернулся к дочери.
– Иди сюда, мой ангел, иди к папе!
Она бросилась к нему в объятия, завизжала от восторга, когда Шаса высоко подбросил ее, потом обхватила руками его шею и осыпала лицо влажными, теплыми поцелуями.
– Чего хочет сейчас мой ангел? – спросил Шаса, не опуская ее на землю.
– Хочу вейхом! – объявила Изабелла; она уже была в новых брюках для верховой езды.
– Значит, поедем вейхом, – согласился Шаса. Когда Тара обвиняла его в том, что он поощряет ее детскую речь, Шаса возражал: «Она еще совсем ребенок».
– Эта расчетливая маленькая лиса знает, как обвести тебя вокруг пальца, а ты и рад.
Он посадил дочь на плечо, и та уселась ему на шею, вцепилась для надежности ему в волосы и принялась подпрыгивать и распевать:
– Я люблю папочку!
– Пошли все, – приказал Шаса. – Перед ужином поездим вейхом.
Шон, уже слишком крупный и взрослый, чтобы идти за руку, тем не менее ревниво шагал справа от Шасы; Майкл беззастенчиво вцепился в левую руку Шасы, а Гаррик шел в пяти шагах позади, восторженно глядя на отца.
– Я сегодня первый по арифметике, папа, – сказал он, но в шуме и смехе Шаса его не услышал.
Конюхи уже оседлали лошадей: вечерняя прогулка верхом стала семейной традицией. В помещении для упряжи Шаса сбросил городские туфли и поменял их на старые начищенные сапоги для верховой езды, потом посадил Изабеллу на спину толстой, маленькой пегой шотландки. Сел на своего жеребца и взял у конюха повод Изабеллиной лошадки.
– Отряд, вперед быстрым шагом марш! – отдал он кавалерийскую команду и поднял руку над головой, от чего Изабелла всегда начинала смеяться, и они поскакали со двора.
Сделали привычный круг по поместью, останавливаясь поговорить с черными десятниками и обмениваясь приветствиями с рабочими, которые возвращались домой с виноградников. Шон, сидя в седле прямо, с важным видом, по-взрослому обсуждал с отцом урожай винограда; потом Изабелла, чувствуя, что о ней забыли, вмешалась, и Шаса сразу наклонился и стал почтительно слушать, что она ему говорит.