Отправился я в свою комнату и
надел выглаженную клетчатую хлопковую рубашку, хлопчатобумажные
брюки да кеды «Старт». И уже собрался было выходить, да только на
что же поеду? Деньги нужны, но родители это предусмотрели. Мать
протянула мне четыре рубля.
— Это тебе на автобус и на
продукты. Купи килограмм макарон, килограмм сахара и палку варёной
колбасы «Докторской», — и ещё вручила мне сорок три копейки сверху.
— А это тебе, Сенечка, чтобы в кино сходить и перекусить — пирожки
возьмёшь себе да квас. Всё равно ведь, пока в районе будешь,
проголодаешься. Только отцу не говори, а то опять ворчать
начнёт.
— Спасибо, мам, — я убрал
деньги во внутренний карман рубашки.
— Ну всё, с Богом! Иди, а то
опоздаешь, — улыбнулась мать и подала мне авоську — сетчатую сумку,
которую все так называли.
Свернув её и убрав в карман
брюк, я направился на остановку, откуда должен был отправиться
автобус ПАЗ-672 в районный центр. Солнце сегодня пекло нещадно, но
дул лёгкий ветерок, а потому погода стояла вполне сносная. Но вот
только стоило мне свернуть на Майскую улицу, как я заметил Кирилла
— того самого оборзевшего шкета, который так любит за ножи
хвататься. Он шёл один, с соломинкой во рту, глядя себе под ноги.
Вскоре он заприметил меня и окликнул:
— Семёнов, а я как раз к
тебе!
— Что, снова подраться
захотел? — я остановился, глядя на него серьёзным взглядом, без
тени страха. — Вчерашнего не хватило?
— Да нет, как раз наоборот, —
замялся он. — Я это... извиниться перед тобой хотел. Может, забудем
всё? Ты так-то пацан ровный оказался и заяву на меня не накатал. Не
настучал, в общем!
— А смысл мне что-то катать?
Доказательств-то нет — ты же меня не пырнул ножом, — пожал я
плечами. — Да и твои дружки бы всё отрицали.
— Это да, — хмыкнул
желтозубый. — Но всё равно ты никому ничего не сказал. Мог хотя бы
моему отцу сообщить, а промолчал. Хотя я весь вечер прождал и утром
думал, что рано или участковый притащится.
— Делать мне больше нечего, —
невозмутимо произнёс я. — А ты, выходит, с извинениями пришёл ко
мне? Тогда давай, приму их, — и я резко впечатал ему кулак в живот.
Кирилл согнулся пополам, выдохнув из себя чуть ли не весь воздух
разом. — Вот теперь я тебя прощаю, — похлопал я его по
плечу.
— Больно же, — проскрежетал он
зубами сквозь боль.