Товарищи испуганно
переглянулись. Кудрявый медленно снял кепку.
— Сенька, тебя бес попутал? —
произнёс он тихо. — При отце такого не ляпни — зарубит тебя
топором.
По правде говоря, его слова
меня встревожили, как и всё происходящее вокруг. Решил, что лучше
не расспрашивать их про горящий дом и прочее. Что-то здесь
нечисто... Может, я сошёл с ума? Но когда это случилось? Пожалуй,
подыграю им, пока во всём не разберусь. Сейчас мне ясно лишь одно —
почему-то я знаю этих парней, да и деревенька кажется знакомой,
словно всю жизнь здесь прожил.
Я внимательно оглядел
товарищей. На одном — брюки колокола, какие я когда-то носил. На
других — чёрные спортивные штаны «Адидас» с белыми полосками,
серо-чёрные свитера. Все молодые, но одеты странно, не
по-современному. Будто время здесь остановилось. Или в деревнях до
сих пор всё по-старому? Удивительно, что молодёжь одета в стиле
ушедшей эпохи — так одевались в начале восьмидесятых.
— Сеня, ты чего нас
разглядываешь? — щёлкнул пальцами Борис. — Скажи хоть что-нибудь.
Ты какого лешего сейчас про отца нёс? У тебя что, рассудок
помутился?
— А... — я замялся, не зная,
что ответить. — Просто ещё не пришёл в себя, — пожал плечами и
поднялся. — Думал, правда утону ведь, парни! Спасибо, что
спасли!
— Зачем ты благодаришь? — с
обидой спросил парень с квадратным подбородком, которого, как я
откуда-то знал, звали Мишей. — Ты что, думаешь, мы бросили бы
своего друга умирать? За кого ты нас принимаешь?
— Я совсем не это имел в виду,
— чёрт, почему мой голос звучит иначе? Какой-то юношеский... —
Просто рад, что вы у меня есть, — попытался я
выкрутиться.
— А, ну так бы сразу! —
улыбнулся кудрявый Максим и надел кепку-восьмиклинку. — Пошли ко
мне, печь затоплю, одежду обсушишь, чаем с баранками угощу.
Родителей всё равно нет — мать в коровнике на дойке, отец в полях
на уборке картошки, вернётся только вечером.
Я заставил себя улыбнуться,
кивнул и побрёл следом. Сначала держался позади, но когда понял,
что моё тело помнит дорогу, ускорил шаг, словно на автомате — холод
пробирал до костей. Я разглядывал свои руки — чужие руки! — и дрожь
пробирала уже не только от холода. Не было прежних мышц и крупных
кулаков — передо мной были руки молодого парня: крепкие, жилистые,
но не мои.
Погружённый в эти мысли, я
чуть не врезался в столб. Вовремя очнулся и увидел проезжающего на
велосипеде «Урал» священника в чёрной рясе. Товарищи поздоровались
с ним, и я, сам того не осознавая, сделал то же самое, безошибочно
назвав его по имени. Может, стоит потом зайти в церковь? Всё это
похоже на какую-то ловушку разума. Господи, куда я попал? Где моя
жена и дочь? Я ведь был готов встретиться с ними, а теперь от меня
будто ничего не осталось — что с моим телом и кто все эти
люди?