Если честно, мне от этого чтения даже подурнело. В письме назывались люди, которым я привыкла доверять.
И как мне прикажете с этим жить? Я же не могу приехать домой и сказать: вот она я, прежняя, ничего не изменилось! Они-то верят видэкрану. Будто бы я тут купаюсь в роскоши и славе и задрала нос выше некуда. У меня в глазах защипало, я даже ненадолго позабыла про бурю.
Но буря-то про меня не позабыла. Да и про всех нас в штабе. Она нам живо напомнила, что лихие деньки Дисерея еще совсем не позади.
Здание содрогнулось от фундамента до самой крыши; в моей комнате все забренчало и застучало. А посреди этого толчка погас свет.
Сердце у меня колотилось так, словно за мной гнался драккен. Но я усилием воли осталась стоять на месте. Потому что куда-то бежать в такой ситуации – это хуже не придумаешь. Особенно если со страху у тебя кишки сводит. Тряска прекратилась, но свет не включился. Я представила план комнаты и мысленно прикинула, сколько шагов мне до спальни и сколько до шкафа, где хранятся мои старые вещи, привезенные из дому. У меня там фонарик и несколько светодиодных палочек. И тут зажегся мой перском. Если что, и он сойдет за фонарик.
– Всем оставаться на своих местах и сохранять спокойствие. У нас серия прямых попаданий молнии в здание штаба и поблизости. Местная энергосеть выведена из строя. Вводим в действие резервную штабную энергосеть. Питание скоро возобновится.
И я сделала, что велели: осталась на месте, сохраняя спокойствие. В ушах у меня даже стало звенеть от тишины в комнате, хотя где-то вдалеке рокотал гром. Дома у нас, естественно, тихо: ведь у нас нет такого количества работающих приборов. А здесь все время что-то гудит – электроника, лампы. Это совсем тихий звук, но он неумолчный, и он повсюду. Со временем я перестала его замечать. И еще воздух шумит в вентиляции плюс охладитель, если его включить. В общем, вокруг меня много звуков, а сейчас все они разом смолкли. И воцарилась тишина. Но не полная – ее то и дело нарушали приглушенные раскаты грома, пробивающиеся через толстые стены, и далекое завывание ветра. Все здание ходило ходуном, сотрясаемое стихией, которую язык не поворачивался назвать простым словом «буря».
Я почувствовала движение в воздухе, потом послышался гул – мой охладитель вернулся к жизни. Загорелось несколько ламп – тусклее обычного. Перском опять зажегся, и безжизненный голос объявил: