— Ты что здесь делаешь? — спрашивает Лазарев и вопросительно приподнимает разбитую бровь над багровеющим глазом.
— Живой, — выдыхаю и чувствую, как тяжелый груз массой с добрый мешок цемента валится с моих плеч.
— Как видишь, — Лазарев осторожно ощупывает свой нос и морщится. — Черт, опять сломал. Олег где?
— Зачем пришел? — опомнившись, подскакиваю на ноги и с лицом разъяренной фурии перехожу в нападение. — Полз бы сразу в больницу! Там и зашьют, и пришьют и закопают.
— Недолюбливаю врачей, знаешь ли. Спросишь при случае у своей подружки, почему.
Я и так знаю. Сергей, новый Катин мужчина, владелец собственной клиники и какой-то крутой хирург.
— Весь ковер заляпаешь.
— Какой? — усмехается Лазарев и многозначительно указывает взглядом на покрытый ламинатом пол. — Его здесь отродясь не было.
— А теперь будет! — рявкаю в ответ, уперев руки в боки. — С минуты на минуту жду курьера.
— Вот я и помогу его постелить, — хмыкает Лазарев и, насвистывая что-то себе под нос, скидывает ботинки. — Раз Олега нет, я быстренько сполоснусь. А ты чайку сделай мне пока, Ленусь.
Ошарашенная наглостью, смотрю на то, как Лазарев бодро снимает пальто. Затем, держа его двумя пальцами, вытягивает перед собой и со взглядом дотошливой училки придирчиво рассматривает.
— Мда, жалко, — причмокивает Лазарев и откидывает испорченную вещь в сторону. — Новое совсем. Как думаешь, химчистка возьмет?
Хлопаю ресницами не зная, что сказать. А Лазареву и не нужен ни собеседник, ни проводник. Он прекрасно справляется. Уверенно проходит на кухню, открывает с первого раза нужный ящик и вытаскивает коробку с красным крестом. Аптечка формата девяностых. Я помню такие еще в глубоком детстве. Лазарев же бодро стягивает резинку и, пошуршав содержимым, вытаскивает несколько пузырьков и запечатанный бинт.
— Диски ватные у тебя есть? — кидает в мою сторону измученный взгляд, а я недоуменно морщусь.
Запрокинув голову, Лазарев протяжно вздыхает, а затем выпрямляется и трясет передо мной маленьким вытянутым целлофановым пакетом.
— У Олега кончились, — поясняет он.
Отмираю. Кидаюсь к сумке и быстро выуживаю искомое.
Лазарев выхватывает из рук и, кивнув в благодарность, исчезает за неизвестной мне дверью под лестницей. Через минуту раздается шум воды.
Миллиард вопросов в моей голове растягивают время до бесконечности. Я не жажду общения с Лазаревым, но почему-то ощущаю за него беспокойство.