Ключ поворачивался в замке с трудом, но поддался после
нескольких попыток. Тяжелая дверь со скрипом отворилась, и я шагнул
в полумрак прихожей. Затхлый воздух нежилого помещения, запах пыли
и мышей ударил в нос.
Я нащупал выключатель на стене. К моему удивлению, свет
загорелся. Электричество работало. Первая хорошая новость.
Дом оказался просторнее, чем выглядел снаружи. Прихожая
переходила в большую комнату с беленой печью посередине. Старинные
ходики с гирями висели на стене, остановившись на без четверти
двенадцать, в какой день, в каком месяце?
Мебель крепкая, добротная, ручной работы. Массивный стол, четыре
стула с точеными ножками, буфет с резными дверцами, широкая кровать
с панцирной сеткой у стены. На окнах выцветшие занавески в
цветочек. Под потолком пыльная люстра с тремя
плафонами-тюльпанами.
Вторая комната оказалась меньше, видимо, спальня хозяина. Узкая
железная кровать, застеленная старым солдатским одеялом, тумбочка с
потертой фотографией на ней, шкаф для одежды. На стене пожелтевшая
карта района в деревянной раме, с какими-то пометками
карандашом.
Кухня удивила меня остатками модернизации. Здесь стоял
холодильник «Саратов», правда, отключенный от сети и с открытой
дверцей. На плите закопченные кастрюли, в углу ведро с давно
высохшей шваброй. Рядом с плитой дверца в подпол, закрытая на
навесной замок.
Я вернулся в большую комнату и открыл окно, впуская свежий
воздух. Пыль, потревоженная сквозняком, заклубилась в солнечном
луче. Требовалась серьезная уборка, но место определенно стоило
усилий.
— Ну, квартирант новый, как тебе хоромы Макарыча?
Я вздрогнул от неожиданности. На пороге дома стоял сухонький
старик в выцветшей гимнастерке без погон, но с медалями, в галифе и
кирзовых сапогах, начищенных до блеска. Седые волосы коротко
острижены, лицо бронзовое от загара и испещренное глубокими
морщинами. Глаза, удивительно ясные, голубые, смотрели с живым
интересом.
— Неплохо, — ответил я, отряхивая руки от пыли. — Просторно.
Крепко построено.
— А то! — кивнул старик. — Федька Макарыч его перед войной еще
ставил. Я помогал, бревна возили на быках из Малинового распадка.
Листвянка - на века!
Он прошел в дом без приглашения, по-хозяйски осматриваясь по
сторонам.
— Давно сюда не заглядывал... С похорон Федьки, почитай... —
Старик покачал головой. — Эх, жизнь-жестянка... А меня Егорычем
кличут. По паспорту-то я Иван Егорович Степанов, но все Егорычем
зовут, так что и ты не церемонься.