Что ж, значит, придется, как и
раньше, узнавать все самому, методом проб, ошибок и, надеюсь, не
слишком болезненных открытий. И первый, самый важный шаг на этом
пути я уже сделал. Я выжил в первый, самый трудный и непонятный
день в этом новом, чужом мире. И это, черт возьми, было только
начало. Впереди меня ждал целый неизведанный мир, полный
опасностей, тайн и, как я теперь отчетливо понимал, просто
невероятных, захватывающих дух возможностей.
Я поплотнее закутался в
остатки своей многострадальной футболки, подбросил еще пару
поленьев в костер, который теперь стал моим единственным другом и
защитником в этой первобытной глуши, и прислушался к ночным звукам
незнакомого леса. Страх почти полностью ушел, вытесненный жгучим
любопытством исследователя и твердой, граничащей с упрямством
решимостью инженера, столкнувшегося с невероятно сложной, но оттого
не менее безумно интересной задачей. И я был готов принять этот
вызов.
Ночь прошла… ну, скажем так,
неспокойно. Хоть костер и давал тепло, а самодельный навес
худо-бедно защищал от пронизывающего ночного ветерка, который так и
норовил залезть под остатки моей футболки, сон был прерывистым и
тревожным. То мне снились коридоры нашей лаборатории, охваченные
пламенем, то я проваливался в какую-то вязкую темноту, из которой
доносился тихий, непонятный шепот. Пару раз я просыпался в холодном
поту, судорожно ощупывая себя и окружающее пространство, чтобы
убедиться, что это не очередной кошмар, а очень даже реальная, хоть
и совершенно дикая действительность.
Когда сквозь щели в моей
«крыше» из папоротника начали пробиваться первые тусклые лучи
рассвета, я уже был на ногах, если это можно так назвать. Скорее, я
просто сидел у догорающего костра, тупо глядя на обугленные поленья
и пытаясь привести мысли в порядок. Тело ломило от сна на жесткой
земле, прикрытой лишь тонким слоем мха, который я вчера так
старательно сушил. А в животе уже не просто урчало, а громыхал
целый оркестр голодных спазмов. Жажда тоже давала о себе знать – во
рту было сухо, как в пустыне Гоби после недельной
засухи.
«Так, Кузнецов, – сказал я сам
себе, потирая затекшие плечи. – Философствовать будем потом. Сейчас
на повестке дня – вода и жратва. Иначе твой гениальный мозг,
напичканный знаниями Предтеч, очень скоро начнет давать сбои от
банального обезвоживания и истощения».