Правда, Пескарь нашел в им же самим установленном правиле лазейку: если стоять на вершине Холма, а не внизу в долине, закат начинается немного позже. Поэтому иногда – как получилось и сегодня – можно обмануть вселенские нормы, если быстро взобраться наверх.
Путь в долину лежал через древний храм. Это место с детства вызывало у Пескаря благоговейный трепет, особенно по ночам, когда здесь проходили бдения – чаще всего с просьбой богам ниспослать дождь или вообще богатый урожай. А когда дул ветер, проносясь между колоннами, он иногда издавал тревожащий вой.
Храм был возведен давным-давно; как говорил Солодан, тысячу вёсен назад. Пескарь с трудом мог представить себе, сколько это – тысяча вёсен. Но понятно было, что очень давно.
В храме было три колонны, на двух из них лежала каменная перекладина – на вид такая тяжеленная, что Пескарь замирал от восхищения, представляя, какими силачами должны были быть предки, чтобы поднять эту громадину на высоту в полтора человеческих роста. Возможно, это сделал сам Геллак – величайший герой древности, в перерывах между строительством храмов пробавлявшийся уничтожением хтонических чудовищ и разбойников, которые грабили путников и торговцев.
Другая перекладина висела наискось, одним концом цепляясь за верх второй колонны, а другим упираясь в землю у подножия третьей. А четвертая колонна лежала на земле.
Когда Пескарь был маленьким, ему казалось, что так и задумывалось с самого начала: одни божественные ворота храма построили полуразрушенными, а вторые – целыми. Это как будто бы лестница, по которой люди могут подниматься к богам.
Но однажды отец обмолвился: «Это было давно, еще до того, как рухнула колонна в храме». Оказалось, это случилось уже при жизни отца, раньше же оба проема ворот стояли прямо.
А пару вёсен назад Пескарь обратил внимание на то, что куча камней, лежащих поблизости от полурухнувших ворот, вполне могла быть колоннами и перекладиной. Значит, когда-то колонн было пять, и они составляли четыре проема?
Для Пескаря это было ужасающим открытием. Значит, храм разрушается! А ведь он казался мальчику самым надежным, самым незыблемым, что есть на земле. Отец в тот день был, как всегда, занят чем-то важным и отмахнулся от Пескаря с его «почему». «Спроси жреца!» – бросил он.
Солодан напустил на себя еще более таинственный и грозный вид, чем обычно.