Саша посмотрел на Марину, но она
отвернулась к окну. В ее глазах он успел заметить
слезинки.
— А настоящее, вот оно. Это когда
ничего больше нет. То есть, если раньше мы не знали, что будет
завтра, ну могли заболеть, попасть под машину…
— Так что сейчас? Что есть для нас
настоящее?
— Ну, у меня есть кое какие мысли на
этот счет.
Она ничего не ответила. Не
поворачиваясь смотрела в окно.
— Если выбрать достаточно простую
систему координат, где нет бога и прочей мистики. Но присутствуют
люди, которые пытаются понять, как им выжить. То ты сможешь понять
то, о чем я хочу сказать.
— Ну давай.
— Так вот. У нас ведь с тобой нет никакой Великой миссии?
Марина позволила Саше попытаться донести до нее его теорию
происходящего. Тон мужа был напряженный и она чувствовала,
что это будет смесь приземленной философии и отчаяния. Но в
то же время женщина понимала, что для него это действительно
важно. Какой бы бред он не нес.
— Чего-то такого нет, правда. — вздохнув ответила она.
— Просто мы живем? Так?
— Да.
— Да, правильно. И мы оказались в ситуации, из которой не можем
сами выбраться?
Марина кивнула.
— Мы там, куда никто не пришел за три месяца, чтобы помочь нам?
— спросил он.
Снова кивок. Ее раздражал этот «вопрос-ответный» педагогический
метода, но она терпела.
— Мы не видели никого, кто мог бы нам помочь. И никому не
готовы помочь сами, потому что у нас нет никаких средств и
ресурсов? Так?
— Да. — выдавила Марина.
— Тогда получается, что мы в безвыходной ситуации?
— Ну, это и так понятно, что ты хотел сказать «такого»
нового?
— Нет, тебе не понятно. — как будто обрадовался этому ее
ответу Саша. — Ты воспринимаешь это просто как фразу
«безвыходная ситуация бла-бла-бла и так далее». Вот только у
нас с тобой — внимание — не будет самого важного из данной
фразы. У нас не будет — «так далее».
— Я что-то «перестаю начинать» тебя понимать.
— Марина, к нам никто не придет. И помощи не будет.
Ни-ко-гда.
Саша посмотрел на жену, но ответного взгляда не дождался.
— Мы сейчас с тобой на самом деле ничего не ждем. Потому
что ничего больше не будет. У нас закончится еда. И через
месяц, а если повезет, то через два, наступят первые морозы.
И мы замерзнем. Мы умрем, Марина, мы с тобой сейчас не
выживанием занимаемся, понимаешь. Мы умираем. Нам осталось
жить чуть-чуть. И, как я говорил в начале о смысле жизни, мы
тут уже ни с кем не сможем договориться насчет того, как жить
и для чего жить. Это неважно, потому что мы умираем. Нет, мы
вымираем.