Просто никуда не пойдет.
Не встанет.
Что было сил, она сжимала холодный металл, халтурно покрашенный
в зелёный когда-то давно. Держалась? Или старалась так отвлечься и
взять себя в руки? Даже сама Марина не ответила бы на этот вопрос
ни сейчас, ни потом.
Плакала, то бесшумно, то навзрыд. Но не двигалась с места. Через
какое-то время слезы прошли. Дыхание выровнялось. Зрению вернулась
чёткость, а сознанию некоторая ясность.
«Это подло, вот так сидеть, когда его там, наверное,
убивают».
— Вставай, дрянь трусливая! — прошипела она сквозь зубы. —
Встань. Иди.
Её глаза закрылись, но губы продолжали шептать:
— Встань. Иди. Встать. Идти…
Зажмурившись, женщина столкнула себя со ступеньки, на которой
сидела. И мягко соскочила на ту, что располагалась ниже. Потом она
сползла на следующую бетонную ступень. Затем ещё. Не переставая
сталкивать себя вниз, Марина в какой-то момент схватилась за
перила, рывком выпрямилась и снова начала спускаться
по-человечески.
Волосы выбились из-под шапки. На щеках остались тёмные разводы
от слез. Но внутри появилось незнакомое до этого момента тепло. Оно
означало крохотную победу маленькой женщины над собой и своими
страхами. А, возможно, и над тем пространством, в границах которого
ей приходилось жить.
Помня, как коварен бывает этот мир, не стоит преувеличивать силу
её воли, которой сейчас едва хватило. Новые испытания могут быть
злее.
Марина с трудом открыла дверь из подъезда и услышала глухой удар
— упала автомобильная покрышка. Она подпирала дверь снаружи, чтобы
в подъезд не так легко могли войти «бывшие».
«Улица, — появилась мысль у неё в голове. — Как давно я здесь не
бывала».
Но потом Марина вспомнила, зачем она вышла. И почему не делала
этого раньше. Быстро оглядевшись, женщина пошла в сторону дома,
куда ушёл её муж.
Моросивший дождик то начинал снова, то пропадал. На её
грязноватом лице он оставил маленькие капельки, что приятно
щекотали кожу. И если бы не страх, то погоду можно было бы назвать
по-осеннему милой. Особенно для того, кто последние месяцы наблюдал
за миром только из балконного окна…
Женщина вышла на проезжую часть. Асфальт устилал грязевой ковёр
из листвы и городского мусора. Под ногами захлюпало. Она посмотрела
направо. В тумане за перекрёстком растворялась улица
Нормандии-Неман, заполненная брошенными машинами. Слева по Кирова
туман оказался гуще — ничего не разглядеть уже метрах в
пятидесяти.