— Ну же, лисичка, я тебя внимательно слушаю, — шептал он, ненавязчиво раскрывая женские бедра, в то время как уже два пальца трахали ее изнутри. — Что ты себе надумала?
— Я надумала? — прошипела сквозь сцепленные зубы Ариадна, хватая мужчину за запястье в попытке остановить, в противовес откидываясь затылком на его плечо и тихо постанывая. — Я как раз и не надумала. Поражаюсь твоей наглости.
— В чем же она проявляется? Давай, расскажи, не утаивай, — тихо смеялся он, продолжая движения и массируя нежные складки. Поправил каменный уже слегка ноющий ствол, жаждая заменить им пальцы и целиком оказаться внутри своей жаркой девочки. Однако не торопился это сделать.
— Еще раз повторяю: если бы ты меня слушал… ах, — простонала она, когда огненный не выдержал, приподнял ее за попку и все же сделал то, что хотел, ― ворвался в предначертанную одним толчком, глубоко и до упора, а затем вновь приподнял и с силой насадил.
— Если бы ты хотела, мил-р-р-ая, ты бы уже сказала. Но раз ты не хочешь говорить, то мы продолжим разговор в иной плоскости, — рычал он, вновь насаживая девушку на себя, мощно, неторопливо, надеясь выбить всю шелуху из ее умной головки.
— Ты невыносим, — процедила она, хватаясь непослушными пальцами за бортики и сама подаваясь мужчине навстречу, а после рывком перевернулась и, ухватив мужское достоинство у основания, уткнула головку во вход и медленно, очень медленно, чтобы прочувствовать всю полноту, насаживалась, неотрывно смотря в звериные глаза своей пары. — Меня, — толчок, — не устраивает, — снова приподнялась и насадилась, — что ты, зараза такая, — глубокий толчок, — не хочешь меня слышать и давишь, — приподнялась и с силой насадилась, — по поводу детей. Они и, так, млять, будут!!! — заорала снежная в его лицо и, ухватившись за плечи, резко села на нем до упора. — Хватит меня ими третировать! Хватит, Шер, — выдохнула в приоткрытые мужские губы и замерла, часто дыша.
Они смотрели друг на друга не отрываясь. Он ― пристально, задумчиво, взвешивая и переосмысливая ее слова. Она ― требовательно, но в то же время с надеждой-мольбой, такой глубокой, спрятанной, что посторонний и не заметил, но он ― да.
— То есть, именно по этой причине ты столько дней ходила мрачная, будто только родную бабушку схоронила?
— Шер, черт тебя дери!