– Ваше высочество? – спросил Хродульф.
– Вы будете смеяться, – сказал я, – а то и ржать, как кони лорда Хенгеста… но они считают себя силами Добра и Света, что несут Слово Божье в наш развращенный мир Юга.
Леофриг пробурчал в недоумении:
– Юга?.. А мы при чем?
Меревальд, что соображает быстрее всех, сказал ехидно:
– А ты и есть Юг. Самый настоящий! Для королевств Аганда, Сизия, Меция…
– Дурость, – сказал Леофриг.
Меревальд повернулся ко мне, темные как маслины глаза сумрачно блеснули.
– Ваше высочество, если я правильно понял, Мунтвиг идет не просто пограбить и позавоевывать, а вроде борца за идею?
– Увы.
– Это плохо, – сказал он серьезно.
Я сказал тяжело:
– Хуже не бывает. Будет не война, а кровавая бойня, как всегда, когда сталкиваются идейные люди.
Епископ смотрел на меня невесело, но что-то в его взоре таилось. Я взял его под локоть и медленно повел от ворот в сторону центра города.
– Святой отец, – поинтересовался я кротко, – выходит, войско Мунтвига не из язычников, как мы полагали?
Он взглянул на меня искоса, из груди вырвался тяжелый вздох.
– Сэр Ричард, в некоторых случаях язычники предпочтительнее заблудших христиан.
– Святой отец?
– Они христиане, – ответил он нехотя. – Но они называют себя апостольской церковью. А в ней главой является король! Разве такое возможно?.. В нашей церкви глава – Иисус. Мы не подчинены ни королям, ни императорам, никаким другим земным правителям, облеченным властью!
Я пробормотал озадаченно:
– Это круто, святой отец, если в одном кулаке военная власть, административная, судебная и церковная… Такой человек может сделать все, что возжелает!
Он перекрестил меня и сказал важно:
– Сим победиши, сын мой!
– Чем? – спросил я в лоб.
Он чуть смутился, слова его были риторическими, красивые и освященные временем, там все такие округлые, потому запнулся, сказал с затруднением:
– Ну… твоим умением сражаться и побеждать… А также этой, как ее… ага, верой в Господа и справедливостью нашего дела.
– Ну да, – согласился я, – хотя Господь все-таки обычно на стороне больших армий и воинского мастерства.
– Сын мой, – сказал он с укором и вместе с тем предостерегающе.
– Не надо, ваше преосвященство, – ответил я почти тем же тоном, – я догадываюсь, где Иисус провел те двадцать лет, о которых хорошо известно Ватикану, но о которых так старательно молчат.