Она поблагодарила Роба, записала номер, набрала его.
– Консульство США.
На сей раз ее рассказ занял больше времени; отчаяние заставляло Глорию произносить не те слова, извиняться, поправляться.
– Мисс, – сказал сотрудник консульства, Дэвид, – прошу вас, постарайтесь успокоиться.
– Мне страшно.
– Мы во всем разберемся. Когда вы в последний раз беседовали с ним?
– Перед самым его отъездом.
– В каких отношениях вы состоите с мистером… э-э, Перрейра?
Глория прикусила губу.
– Я его жена.
– И он собирался пересечь на машине пустыню? – удивился Дэвид. – Чем это было? Бегством из дома?
– Он всегда путешествовал в одиночку.
– Ага. А затем вы получили сообщение.
– Да.
– И думаете, что произошла автомобильная катастрофа?
– Я не знаю, – ответила она. Ей уже опротивело это насильственное кормление вежливыми фразами. – Я ничего не знаю. Он мог пострадать.
Дэвид сказал:
– Если бы его поместили в какую-то из здешних больниц, мы бы узнали об этом. Когда в больницу доставляют гражданина Америки, оттуда всегда звонят нам. То же самое и в случае смерти. С нами непременно связались бы. Но, насколько мне известно, никто нам не звонил. Это случилось на прошлой неделе?
– Сообщение поступило в четверг.
– Послушайте, миссис Перрейра, – сказал Дэвид, – я уверен, что беспокоиться вам не о чем. Он непременно свяжется с вами. Скорее всего, он где-то загулял и просто забыл позвонить.
Глория продиктовала ему свой номер. Прежде чем они простились, Дэвид сказал:
– У вас ведь там землетрясение утром было, верно?
– Да.
– И вы волнуетесь из-за такого пустяка.
– Пожалуйста, позвоните мне, – ответила Глория и положила трубку.
Измученная, дрожащая, она обшарила письменный стол Карла. Ежедневник его оказался пустым, в том, что касалось договоренностей о встречах, календарем Карлу служила она. Глория в миллионный раз набрала номер его сотового и услышала все те же нескончаемые гудки. Она обыскала груды мусора, надеясь найти хоть что-то, способное сказать, куда он собирался отправиться. Маршрут свой Карл с ней не обсуждал, – как и каждое лето, всю поездку он спланировал сам. То была одна из составляющих его жизни, к которой Глория доступа не имела, и регулярная повторяемость ее немного действовала на нервы. «Пора уматывать», – говорил он, поигрывая давно потускневшим серебряным крестиком, который носил под рубашкой. Таков был сигнал о приближении отпуска: Карл расстегивал пуговицу и из-под рубашки появлялась цепочка с крестиком.