В сравнении с серебристостью ее смеха моя последняя фраза выглядела очень уж грубой.
– Я не собирался тебя обидеть.
– Я и не обиделась. Ты всегда говоришь от чистого сердца, а в этом нет ничего плохого.
Когда я поднялся со стула, собаки завиляли хвостами, но ни одна не шевельнулась, чтобы сопроводить меня.
– Между прочим, тебе незачем бояться умереть дважды, – вдруг добавила Аннамария.
Если она говорила не о моем кошмаре, забросившем меня в Освенцим, совпадение выглядело бы сверхъестественным.
– Откуда тебе известно о моих снах? – спросил я.
– Страх умереть дважды преследует тебя во сне? – ответила она вопросом, опять уйдя от прямого ответа. – Если так, не обращай внимания.
– Что это вообще значит… умереть дважды?
– Со временем ты поймешь. Но из всех, кто живет в Роузленде, в этом городе, в этом штате и стране, ты, возможно, последний, кому нужно бояться умереть дважды. Ты умрешь один и единственный раз, и смерть эта не будет иметь никакого значения.
– Любая смерть имеет значение.
– Только для живых.
Видите, почему я стремлюсь максимально упростить свою жизнь? Будь я бухгалтером, мою голову занимали бы подробности финансовых обстоятельств моих клиентов, а если бы я еще видел души людей, задержавшиеся в этом мире, или пытался найти здравый смысл в словах Аннамарии, моя бедная голова точно бы лопнула.
Свет напольной лампы, пройдя через стеклянный абажур, окрашивал ее лицо в цвет лепестков желтой розы.
– Только для живых, – повторила она.
Иногда, если я встречался с ней взглядом, что-то заставляло меня отводить глаза, а мое сердце трепетало от страха. Боялся я не ее. Боялся… чего-то такого, что не мог определить. И чувствовал, как сосет под ложечкой.
Теперь мой взгляд сместился с Аннамарии на собак, устроившихся на диване.
– Сейчас я в безопасности, – продолжила она, – а ты – нет. Если ты усомнишься в справедливости своих действий, то умрешь в Роузленде, одной и единственной смертью.
Подсознательно я поднял руку к груди, чтобы пощупать медальон-колокольчик, который носил под свитером.
Когда мы впервые встретились на пирсе в Магик-Бич, Аннамария носила этот искусно сработанный серебряный колокольчик, размером с наперсток, висевший на серебряной цепочке. Единственное светлое пятнышко в тот хмурый, с затянутым облаками небом день.
В один момент, даже более странный, чем все время, проведенное мной с этой женщиной, за четыре дня до нашего появления в Роузленде, она сняла цепочку с колокольчиком с шеи и протянула мне со словами: «Ты умрешь за меня?»