Услышав, что колесики северной двери покатились по направляющим, я забрался в это не самое укромное из убежищ и опустил крышку, спрятавшись в ларе для фуража, в надежде, что на этот раз его содержимое не будет использовано для кормежки, как, несомненно, случалось раньше.
Сидя на полу ларя, спиной к дальней стенке, я обеими руками держался за рукоятки, приваренные к крышкам, надеясь удержать их на месте, если кто-то войдет в кладовую и попытается их открыть. Возможно, этот кто-то подумает, что от времени крышки деформировались, их заклинило и теперь нет никакой возможности оторвать хоть одну от ларя.
Южная дверь откатилась с особенно сильным грохотом, потому что ниша в стене находилась рядом с кладовой.
После того как гости получили возможности войти в конюшню, шум прекратился полностью, будто они все зашли в проход между стойлами и замерли. И почему?
Они, вероятно, прислушивались к звукам, которые мог издавать я, точно так же, как я вслушивался в их звуки. Но гости превосходили меня численностью и могли вести поиск более уверенно, более агрессивно.
Прошла еще минута. Я задался вопросом, а вошли ли они в конюшню, откатив двери, или по-прежнему находятся у порога, снаружи.
Я мог бы подумать, что ларь блокирует идущие из конюшни звуки, но в его переднем торце проделали два ряда отверстий, один на фут выше другого. Каждое – диаметром четыре дюйма – закрывал сетчатый экран. Вероятно, отверстия служили для проветривания зерна и препятствовали образованию плесени. Так что я мог уловить шум от любого, самого скрытного движения.
Напоминающий хлор запах озона усилился до такой степени, что я начал тревожиться, как бы мне не чихнуть.
Если не верить, что ты хозяин своей судьбы, человеческий разум становится генератором тревог, динамо-машиной негативных ожиданий. А поскольку свою жизнь человек формирует сам, руководствуясь свободной волей, если тревожиться слишком о многом, если не верить в провидение, тогда многие страхи обращаются в реальность. Зачастую мы сами источники наших бед, от какой-нибудь ерунды до катастрофы, потому что очень много рассуждаем об их возможности, и в результате возможное становится неизбежным.
Поэтому я приказал себе не тревожиться из-за чиха и ввериться в руки провидения. Здесь и теперь, да и всегда, если ничего не усложнять (как сказал поэт), надежда и вера, скорее всего, удержат человека на плаву, тогда как страх точно утащит его на дно.