– Да, сэр, но меня предупреждали о кугуарах, и больше ни о ком. В любом случае, я наткнулся на него не ночью. Этим утром.
– Но до восхода солнца.
– На полчаса позже. В конюшне. Кто он, если не охранник?
Генри поднялся со стула, подошел к двери сторожки, открыл ее, посмотрел на меня.
– Забирай ее и уходи. Ты не знаешь, что это за место.
Он вошел в сторожку и закрыл за собой дверь.
Через окно я видел, как он разговаривает по телефону.
Если бы я пришел в Роузленд один, то, скорее всего, тут же ушел, как советовал Генри. Но Аннамария, с ее загадочной миссией, не составила бы мне компанию, а я не мог оставить ее на милость… уж не знаю, кого.
Сопровождаемый жужжащими шмелями, звонко поющими шустрыми вьюнками и яркими бабочками, которые словно задержались здесь с лета, а какое-то время и парой перепрыгивающих с ветки на ветку белок, я чувствовал себя персонажем диснеевского фильма и даже ожидал, что в какой-то момент белки заговорят, как только я, продвигаясь на юг вдоль стены, достаточно далеко отойду от сторожки.
Такое окружение меня не успокаивало. В некоторых диснеевских фильмах с хорошими, добрыми животными случалось и плохое. Вспомните мать Бэмби или Старого Брехуна[8]. Первую застрелили на глазах ребенка, а второго, заболевшего бешенством, с пеной на морде, убил мальчик, который его любил. И людям в этих фильмах тоже достается. Даже самых красивых принцесс колдуньи травят ядом. Было что-то в дядюшке Уолтере от Квентина Тарантино.
Генри Лоулэм сказал, что ненавидит Роузленд, но, тем не менее, вернулся сюда, исходя из того, что «центр может и удержаться». Я знал, что поэт Йейтс вкладывал в эти строки, но понятия не имел, о чем толковал охранник.
Высокое, широкое сооружение вызывало мысли об укреплениях, но, в конце концов, Роузленд окружала не Великая китайская стена. Она не устояла бы перед ордами монголов или кем-то сравнимым с ними. Решительный человек мог с легкостью перебраться через нее, чтобы попасть в поместье или выбраться из него.
Даже в начале 1920-х годов такой серьезный строительный проект стоил огромных денег. Подоходный налог тогда только ввели, не такой уж и большой, а Константин Клойс был невероятно богат. Но, если бы он хотел просто огородить свои пятьдесят два акра, вполне хватило бы стены на треть ниже и в два раза тоньше, причем обошлась бы она ему в куда меньшую сумму.