—
Когда? — спросил Сергей.
—
Восемнадцать дней назад, — ответил Фудря.
Выглядел он виноватым. Ему погост доверили, а
он не уберег.
—
Почему сразу ко мне не послал?
—
Думал, управлюсь, — Фудря глядел в пол. — Это ж
лесовики…
—
Лесовики тоже разные бывают, — сказал Сергей. — Не знал?
—
Не знал.
Теперь бывший гридень выглядел совсем
убитым.
И
правильно.
Его ограбили. А заодно с ним и Сергея. Хорошо
хоть, разведка сработала и люди успели уйти. Налегке. Погост,
острог и все, что было в нем, трофеями отошло к
захватчикам.
—
Не знал. Теперь знаешь.
Да, Фудря виноват. Надо было сразу же, как
ультиматум предъявили, за помощью посылать. А там запереться за
стенами и ждать подмоги. Нехорошо вышло. И острог потеряли, и дали
основание врагу почувствовать себя сильным. Теперь будет
сложнее.
—
Что делать будем, княжич? — не выдержал Войст.
Фудря его родич и его ставленник. Тоже себя
виноватым чувствует. И это правильно. Расслабились. Неуязвимыми
себя возомнили. Варяги, блин. Один однорукий, боится, что слабым
сочтут. Второй просто привык к тому, что белозерских все
боятся.
Выходит, не все.
—
Ты сказал им, что ты — мой человек?
Фудря замотал головой:
—
Не подумал я. Не знал…
Конечно, не подумал. Потому что он и не был
человеком Сергея. Он был партнером. И партнером неплохим. Острог на
собственные средства построил, людей набрал. С лета уже ему прибыль
пошла. Войст у него товары брал по хорошим ценам, не как у
сборщиков и добытчиков.
—
Теперь знаешь, — повторил Сергей.
—
Да.
—
Послезавтра выходим.
—
Острог наш отбивать? — оживился Войст.
—
Да. Только не наш уже, а мой.
Подождал: не будет ли возражений? Возражений
не было. Что с воза упало, то уже не твоя собственность.
—
Ты, Войст, с нами не пойдешь. Только ты, Фудря. Сдюжишь? Мы быстро
пойдем. По-нурмански.
—
Сдюжу.
А
куда ты денешься, голубчик.
—
Сегодня, завтра отдыхай, — разрешил Сергей. — Из своих людей
подбери, кто потолковее и пошустрее. Тоже пойдут. Но без спешки.
Что сказать хочешь?
—
О тех лесовиках, — пробормотал Фудря. — Их много, и они опасны.
Луки хорошие. Даже бронь у иных. Мои видели.
Да
уж. Жалкое зрелище: здоровенный матерый варяг, бывший гридень,
пусть и однорукий, виноватится.
—
Тех, кто видел, — ко мне. Поговорю с ними сам. — И, решив
подбодрить: — Не кручинься, Фудря. Не оставлю тебя. Ты теперь мой,
а мои головы не роняют. ни на грудь, ни наземь. И спуску никому не
дают. Вернем острог, будешь и дальше там властвовать.