С этими воронками, как понял Малышев, всякое может случиться. То она оказывается слишком тонкой и может пропустить только одного человека, да еще и голого. А то и открыться, как тоннель, хоть на поезде въезжай. Только до места назначения от нее может оказаться километров двести. И скажем, два часа до открытия-закрытия. В третий рейс они с Таубе, считай, в последний момент успели к воронке. Еще минута-полторы, и пришлось бы по запасному варианту пилить сто сорок три километра, а потом еще два месяца ждать без продуктов и снаряжения.
В четвертую ходку Малышев оказался в лесу, поначалу решил, что снова куда-то в прошлое, а потом наткнулся на сгоревший «Т-26», и понял, что в эту войну попал, в свою, в родную. Только в сорок третий год. В будущее, значит. Они с Ленькой и Сашкой перехватили немецкую машину грузовую в лесу, охрану положили аккуратно, чтобы грузовик не повредить, и пока Ленька с Сашкой в кузове советские деньги из пакетов в мешки перекладывали, Малышев кабину проверил. Газету нашел.
По-немецки старший сержант не понимал, но дату на первой странице разобрал. Цифры, они ведь одинаковые. Ноябрь сорок третьего. Вот так вот, дорогие товарищи.
То есть для Малышева – будущее, а для Леньки Ставрова – так вовсе даже прошлое.
Орлов потом объяснил, что деньги нужны, чтобы, значит, нужным людям в нужном времени можно было заплатить при необходимости, они все вместе в пещере потом сидели и деньги просматривали, бумажку за бумажкой, и по годам выпуска раскладывали. Чтобы случайно в тридцать девятый купюру из сорокового не отправить.
Только-только с деньгами разобрались, как Орлов всех собрал и сказал, что начинается очень важная операция, такая важная, что если мы ее просрем – так и сказал: «просрем», – то можно будет расходиться по сторонам. Все, смысла в работе больше не будет.
Малышев напрягся, решил, что в бой, что придется стрелять и взрывать, а оказалось – курорт.
И оказалось, что море.
Голубое-голубое вдали, к горизонту, и совершенно прозрачное возле берега. Когда Таубе нырнул с камня и поплыл, показалось даже, что он вовсе даже летит по воздуху.
Берег был песчаный. Песок белый, как мука, и, как мука, мелкий. А деревья были больше похожи на веники, воткнутые в этот самый песок.
Еще оказалось, что море – это очень даже здорово. А солнце – очень горячее. Если бы Дуглас не оттащил Малышева от моря в тень, то сгорел бы, наверное, старший сержант до золы еще в первый день.