– А их не ты?.. – Костя чуть приподнял голову, оглядывая казаков.
– Чем?.. Зубами? Плевком навылет? Короче, заткнись, я сейчас буду много ругаться и даже кричать… – Севка ощупал карманы казаков, шипя от боли.
У них могли быть бинты. Не было, понятное дело, но ведь могли быть?
Севка расстегнул гимнастерку на Фоме, попытался разодрать ее от ворота до шаровар, но рука бессильно соскользнула.
– Ладно, – пробормотал Севка. – Ладно.
Он двумя руками вытащил шашку из ножен, сунул ее убитому под гимнастерку и рванул вверх. Ткань с треском разошлась, острие воткнулось куда-то в подбородок мертвецу. Наплевать.
Севка срезал кусками нижнюю рубаху казака, как смог перевязал рану Кости.
– Ерунда, – сказал Костя. – Как мертвому припарка…
– Ты еще живой, – Севка разрезал ремешок, стягивавший запястья Кости. – А вот сейчас ты пожалеешь, что живой…
Застонал Грыша.
– И даже не старайся, – помотал головой Севка. – Я, конечно, гуманист, но ты… ты не входишь в список тех, кого я бы стал спасать… Или отпускать на тот свет. Говорил тебе дядя Яша – учись умирать.
Грыша скулил, пытался что-то сказать, но у него не получалось.
– Ничего, Грыша, умеешь – не умеешь, а все равно подохнешь…
– А если их хватятся? – спросил Костя. – Сюда придут, а тут…
– Ты никогда не мечтал совершить подвиг? – Севка поднял с земли карабин, передернул затвор. – Имеем шанс умереть за Родину, за Сталина… Знаешь, как у нас шутили по этому поводу? «Уродины, заставили!» Смешно?
– Уроды, – сказал Костя.
– Не без того, – согласился Севка. – Как же на свете без уродов? Без уродов было бы неинтересно.
Если в хуторе и услышали стрельбу, то, похоже, не переполошились. Между местом расстрела и хатами было километра полтора, да еще холм… И с чего это выстрелы могли кого-то взволновать? Лейтенантов повели расстреливать, а не вешать или рубить. Не два, а четыре выстрела? Ну, решили растянуть удовольствие. По пуле в живот, а потом уж… Это ведь смешно – пуля в живот.
Вот, Грыша сейчас по этому поводу веселится изо всех сил.
Севка сел на землю возле умирающего казака, приложил босую ногу к подошве его сапога.
Ни фига. Не налезет, маленькие ножки у парня. Да и сам он низкоросл. И его более везучий приятель, Фома, тоже ростом не вышел. У него нога, в лучшем случае, сорок первого размера, а у Севки – сорок четыре с половиной.