Второй джентльмен удачи малость оторопел, не ожидая такого
внезапного натиска, но не спасовал, а напротив, стал более
агрессивным. Не тратя время на разговоры, он бросился на меня с
ножом в вытянутой руке. Справа от меня стояла Элеонора, поэтому я
отбил его руку влево и хорошенько засадил основанием ладони по уху.
Он охнул и тут же пошёл в стремительное пике, а я вдогонку как
следует лягнул его в брюхо.
Выбивать нож даже и не потребовалось. Кулак разжался и его
кинжал загремел по асфальту. Тем временем первый поднялся, тряся
головой и рукавом вытирая кровищу, хлещущую из носа. Он шатаясь
двинулся ко мне, но сообразив, что подкрепления не будет,
остановился и заревел, как раненый зверь.
— Извини, Эля, — улыбнулся я, поправляя куртку, — за эту правду
жизни. К сожалению упыри водятся даже в сердце нашей столицы.
Гопник стоял и не сводил с меня бычьего взгляда исподлобья.
— Покажи, как древняя римлянка, что с ним делать, — предложил я
Элеоноре.
Она была явно перепугана, но в глазах горел азарт и, вероятно,
жажда крови. Впрочем, желая произвести хорошее впечатление, она
закрыла глаза, перевела дух, прикрыла рот кончиками пальцев,
покачала головой и, опасливо глянув в сторону стонущего на асфальте
гладиатора, милостиво позволила побеждённым жить.
— Пусть уходят, — тихо сказала она.
— Великодушие украшает фемину, — усмехнулся я. — Тогда давай,
раз уж нам с тобой теперь море по колено, перебежим улицу прямо
здесь.
Мы подошли к краю тротуара, но тот, первый, вытирающий кровь
рукавом, явно не успокоился. Соблазнившись тем, что мы повернулись
к нему тылом, он ринулся на меня, как бронзовый таран. Я резко
развернулся и с размаху рубанул ребром ладони по кадыку. Не прямо,
а чуть сбоку. Он сразу сбросил темп и, схватившись за горло, упал
на колени.
— Тебе не помешает немного смирения, — посоветовал ему я и,
схватив Элю за руку, потянул на проезжую часть.
Мы влетели в фойе на кураже — весёлые и всесильные. Редкое
чувство, для которого нужно либо бесконечное благополучие и
счастье, либо здоровый философский пофигизм. Швейцар с дежурными
тут же бросился наперерез, но узнав Элеонору приложил два пальца к
козырьку и широко, во все тридцать два, разулыбался.
Фойе было большим, но низкий потолок, честно говоря, немного
поддавливал, мог быть и выше. Впрочем, посетителей, входящих в круг
избранных, это совершенно не смущало и не нарушало элитарности и
даже сакральности этого места поклонения Западу.