Кстати, когда умер этот Зосима? Аркадий открыл книгу на странице, заложенной Чухновским. 1736 год. Давно. Но если это не первый случай в криминалистике, почему компьютер МУРа не выдал на его запрос всей этой информации, которую раввин Чухновский без проблем и по памяти вытащил из книги, изданной, кстати, уже тогда, когда база данных МУРа находилась далеко не в стадии накопления? Объяснение, пожалуй, одно: все эти случаи при анализе не были признаны криминальными. Загадочными – возможно. Но не криминальными.
Зазвонил телефон. Звонок доносился из внутреннего кармана, и Аркадий в первое мгновение не понял, что, собственно, произошло – он точно знал, что блокировал связь перед началом допроса. Если звонок все-таки раздался, значит, аппарат принял сигнал, отменяющий все режимы отключения, и тогда…
– Допрос прерван в связи с возникновением дополнительных обстоятельств, – сказал Аркадий. В комнате все сразу задвигалось, зашумело, Виктор производил больше шума, чем Чухновский с Подольским, но Аркадию сейчас было не до них, потому что перед глазами возникло лицо дочери. Белое, искаженное ужасом.
– Папа… – сказала Марина, с трудом шевеля губами, – папа… Мама…
Она разрыдалась, изображение начало расплываться, дочь билась перед аппаратом в истерике, и камера не могла держать фокус.
– Спокойно, пожалуйста, – сказал Аркадий. – Ты можешь сказать, что случилось?
– Мама… умерла, – шепот дочери был слышен на противоположном конце комнаты, и все повернулись к Аркадию. Никто не видел, конечно, того, что видел он, но звук не фокусировался в его ушах, как изображение на сетчатке его глаз. Виктор неожиданно оказался рядом, положил руки ему на плечи и сдавил их.
– Как? Когда? О чем ты? – вопросы были банальны, в иных обстоятельствах Аркадий не стал задавать именно такие вопросы, это было непрофессионально, но все вылетело у него из головы, сейчас он ощущал себя таким же обывателем, как Подольский или любой другой из десятка миллионов москвичей.
– Не знаю… Я вернулась только что, а мама… лежит…
– Покажи, – резко сказал Аркадий, взяв наконец себя в руки. – Поверни камеру и покажи. И не плачь.
Изображение в его глазах дернулось, мелькнул потолок, это была гостиная, свет горел вполнакала, и видно было плохо. Руки у девочки дрожали, фокус размывался, женщина, лежавшая на полу, не была Аленой, не могла ею быть, Аркадий увидел чужое лицо, открытые безумные глаза, неподвижный взгляд, жена безусловно была мертва, нужно вызвать скорую, хотя это не имеет смысла, но все равно нужно вызвать, а он должен лететь, но как там Марина будет все это время одна – наедине с…