Поставив торт на комод, она достаёт из заднего кармана небольшую хлопушку, обхватывает двумя руками и целится прямо в меня. Открываю рот, чтобы остановить её, но в следующую секунду слышу хлопок. Разноцветное конфетти медленно кружится, опадая на пол, как осенние листья на ветру. Вероника застывает с широкой улыбкой на губах, а я чувствую, что ко мне в рот попали несколько блестяшек. Нахмурив брови, недовольно счищаю конфетти подушечкой пальца со своего языка. Опускаю голову вниз, замечая разноцветные бумажные кружочки на одежде и стряхиваю их с одежды.
– Стой здесь и не двигайся, – предупреждаю, угрожающе глянув на подругу и тыкнув в её сторону указательным пальцем.
Тяжёлыми шагами прохожу весь длинный коридор, снимаю с настенного держателя беспроводной пылесос и возвращаюсь к Нике.
– Я только днём выдраила всю квартиру после отъезда родителей, – протягиваю ей пылесос, наблюдая полное непонимание на её лице. – Вот эту цветную фигню, – киваю на пол, – больше похожую на то, будто здесь стошнило радужного единорога, убирай сама.
Она недовольно выпячивает пухлые губы, снимая со своих плеч небольшой кожаный рюкзак и я слышу позвякивание бутылок. Ну, нет. Вероника явно не лимонад с собой притащила. Может мне показалось, ведь я не слышала этот звук, когда она шлёпнулась?
– Ты ещё и выпивку взяла? – повышаю голос и упираюсь плечом в стену, пока шумит пылесос.
– А ты думала, что мы с тобой фруктовый чай пить будем из фужеров на твоё двадцатилетие? – ухмыляется Ника, последний раз проезжая щёткой по кафелю.
– Нам вообще-то на работу, – складываю руки на груди.
– Пф-ф-ф, – фыркает она, глядя на меня так, будто я сказала, что земля плоская и держится на трёх слонах. – Я всё продумала.
Вероника несколько раз стучит указательным пальцем по голове, возле виска. А мне так и хочется сказать ей, чтобы она так не делала больше. Её мозгу и без этого много достаётся от постоянных падений.
Открыв молнию, подруга вытаскивает из рюкзака две бутылочки Мартини Асти, каждая меньше, чем по двести миллилитров.
– Блинчик, завтра Гаргулья из отпуска возвращается. Если мы выпьем, то на работе не выживем и нас, в лучшем случае, похоронят за книжными стеллажами. И тогда мы уж точно не попадём на доску почёта.
Она передёргивает плечами и делает вид, что её тошнит. Усмехнувшись, мне хочется повторить движения Ники, но я сдерживаюсь.