Рогнеда. Книга 1 - страница 7

Шрифт
Интервал


– Не… Не… Го… Го… – Слова застревали в горле.

– Что мычишь, непотребный? Али язык проглотил? – Иван Васильевич отпустил Ваську, откинулся на троне.

Бывший боярин, а ныне смерд, преступник, тать, попытался подняться, но сила в руках иссякла. Ослабли они то ли от страха, то ли от бессилия. Зато вернулся голос. И он заголосил – быстро, сбивчиво, боясь, что царь не выслушает до конца и велит тащить вон из полатей:

– Государь, невиновен я!!! Ляхи проклятущие зло на меня поимели за то, что обозы мои да караваны с разным товаром, по твоему царскому повелению, в обход ляшской стороны торговать пошли. В Свитьод[7] и далее – в полуночные страны. От того они большой убыток стали терпеть, а на меня зло копить… Не единожды я получал от них подметные грамоты, чтобы отступился от царского поручения. Но я на своем стоял твердо и за то великое поругание имел, – Васька всхлипнул. – Батюшка мой хворый лежит, того и гляди – помереть может со дня на день. А меня как последнего раба кинули в застенок… За что, государь?

Васька замолчал, рукавом вытирая катившиеся слезы.

Иван Васильевич взглянул на Вельского. Тот кивнул, добавив:

– Отец его, Твердислав, три года назад грамоту получил. Велено ему было караваны и иные какие товары в ляшской земле не торговать, а вести дальше. Распорядился ты, государь, сделать это оттого, что купцов наших и торговых людей там всячески притесняли и обижали.

Иван Васильевич смотрел на распростертого человека. Пока Вельский говорил, в голове неторопливо ворочались мысли. Васька перестал елозить рукавом по мокрому лицу, выжидательно смотрел на царя. Понимал, что сейчас решается его судьба.

– Поднимите его!

Двое опричников подхватили Ваську под руки, подняли. Тот, не в силах стоять, обвис, словно куль на руках стражников. Они его встряхнули, да так, что голова Васьки мотнулась из стороны в сторону, и оставили стоять на дрожащих ногах.

– Говоришь, хворает отец? – неожиданно спросил Иван Васильевич.

– Хворает батюшка, хворает! – Васька поймал цареву руку, облобызал. – Стар стал, немощен. По дому без чужой помощи почти и не передвигается. Только если холопья поддерживают.

– Я тоже хвораю, – негромко произнес Иван Васильевич. – Но молюсь, денно и нощно, оттого и живой пока. Потому что молитва излечивает почище иных лекарей и знахарей.