Пока ветераны выстраивались с привычной
чёткостью, я заметил одинокую фигуру, всё ещё сидящую в кузове.
Мужчина средних лет, сгорбленный, словно придавленный невидимым
грузом. Тёмные волосы с проседью висели неопрятными прядями,
закрывая часть лица. Одежда — потёртая куртка и выцветшая рубаха —
выглядела чистой, но изношенной до предела.
—
Матвей Крестовский? — окликнул я.
Он
медленно поднял голову. Глаза — вот что сразу бросалось в глаза.
Карие, некогда живые, теперь походили на потухшие угли. В них
читалась такая усталость, словно человек прожил не одну жизнь и
каждая закончилась трагедией.
—
Да, — голос звучал хрипло, будто маг давно не разговаривал, —
Коршунов сказал, вам нужна информация о Гоне.
—
Не только информация. Пойдём, поговорим в спокойной
обстановке.
Крестовский неловко спрыгнул с грузовика,
пошатнулся, но устоял. От него слабо пахло дешёвым вином — не пьян,
но явно принимал для храбрости перед дорогой. Я повёл его к своему
дому, по пути отдав Борису последние распоряжения насчёт размещения
новоприбывших.
В
кабинете усадил мага в кресло, сам устроился напротив. Налил два
стакана воды из графина — собеседнику явно требовалось промочить
горло.
—
Расскажи о себе, — попросил я, наблюдая, как он мелкими глотками
пьёт воду.
—
Что рассказывать? — маг пожал плечами. — Был подающим надежды
метаморфом. Учился в Смоленской академии, входил в десятку лучших
на курсе. Потом… потом был Гон.
Он
замолчал, уставившись в пустой стакан. Я не торопил — некоторые
раны нужно вскрывать осторожно.
—
Коршунов сказал, из двенадцати выжило трое.
—
Да, — Матвей криво усмехнулся. — Повезло, если это можно так
назвать. Андрей повесился через три месяца — не мог забыть, как
Бездушные выпили ребёнка прямо у него на глазах. Павел продержался
дольше, почти год. Застрелился в годовщину Гона, оставив записку:
«Они зовут меня». А я… я оказался слишком трусливым, чтобы
последовать их примеру.
—
Или слишком сильным, чтобы сдаться, — возразил я.
Крестовский поднял на меня взгляд:
—
Сильным? Я пью каждый вечер, чтобы не видеть их лица во сне. Живу в
трущобах, перебиваясь грошовыми заказами. Растерял всё — друзей,
репутацию, веру в себя. Это вы называете силой?
—
А почему тогда приехал сюда? — я наклонился вперёд, ловя его
взгляд. — В Пограничье, перед самым Гоном. Неужели только ради
денег?