—
Я… — голос сорвался, и Матвей откашлялся. — Что вы…
Он
замолчал, прижав ладонь ко лбу. По его лицу пробежала целая гамма
эмоций — замешательство, испуг, недоумение.
—
Странно, — пробормотал метаморф. — Только что подумал о вечерней
бутылке, и… — он поморщился, словно от головной боли. — Меня чуть
не вывернуло. Как будто само тело протестует против мысли о
выпивке.
Крестовский посмотрел на меня с
подозрением:
—
Это вы сделали? Но как? Я не чувствовал магического воздействия.
Никаких ментальных щупов, никакого вторжения в сознание. Просто…
просто ваш приказ, и теперь я физически не могу даже думать об
алкоголе без тошноты.
Маг провёл рукой по спутанным волосам, и я
заметил, как дрожат его пальцы — первые признаки ломки.
—
Двадцать лет… — прошептал он, всё ещё глядя на меня с непониманием.
— Двадцать лет я глушил воспоминания дешёвым вином. И вдруг… словно
кто-то перекрыл кран. Просто взял и перекрыл.
Он
покачал головой:
—
Не понимаю, как вы это сделали. Это не похоже ни на одну известную
мне школу магии. Но… — Матвей криво усмехнулся, — результат налицо.
Даже мысли о вине теперь вызывают отвращение.
Крестовский поднялся, пошатнулся, но
устоял:
—
Ладно. Раз уж вы каким-то образом отобрали у меня единственное
утешение, придётся жить трезвым. Приведу себя в порядок. Но когда
начнётся ломка — а она начнётся, поверьте — надеюсь, вы знаете, что
делаете. Я могу неосознанно перекинуться… Такое уже
случалось.
Мысленно я скривился, представив метаморфа в
боевой форме, который мучается от белой горячки.
—
Когда станет худо, найди либо нашего врача - итальянец, не
перепутаешь, либо целителя по имени Георгий Светов.
Метаморф медленно кивнул и
добавил:
—
И… спасибо. Наверное. Сам бы я никогда не смог
остановиться.
Проводив мага, я вышел на улице. Кузьмич
что-то объяснял новоприбывшим, активно жестикулируя. Дети ветеранов
с любопытством разглядывали местную детвору. Жизнь острога
продолжалась, несмотря на приближающуюся угрозу.
«Триста жизней, — подумал я. — Триста причин
не сдаваться».
Вернувшись в кабинет, я достал магофон и
набрал знакомый номер. Гудки тянулись мучительно долго —
Стремянников явно был занят. Наконец в трубке раздался голос
юриста:
—
Слушаю.
—
Пётр Павлович, добрый день. Есть одно дело.
—
Прохор Игнатьевич, — в голосе адвоката появились заинтересованные
нотки, — чем могу быть полезен?