— Вот! — наконец, объявила Патриция и продемонстрировала бесцеремонно-красное, тонкое до прозрачности платье из летящей ткани.
Будь оно значительно длиннее, сошло бы за наряд танцовщицы фламенко.
— Я это не надену, — заявила Вера.
— Разумеется, наденешь! Я его купила в прошлом году в надежде, что успею похудеть. Но почему-то не успела. К тому же с моим ростом мне оно коротковато. А тебе в самый раз. Ты только посмотри! — она настойчиво протянула платье Вере. — Оно ведь просто создано для тебя! И цвет, и фасон!
— Да я в нём околею!
— Ты же не в поход идёшь, а на свидание.
— Это не свидание.
— Когда «это» не свидание, идут в том, что есть, и не парятся, а не вздыхают перед зеркалом.
— А вот подсматривать нехорошо.
— Я не подсматривала, а подслушивала. К тому же ты согласилась довериться моему мнению.
— Когда это?!
— Только что. Иначе бы сразу отказалась искать альтернативу.
— Да ты мне слова возразить не дала!
— Когда тебе надо, ты упираешься похлеще сельского барана. Вот только упираешься всегда не по делу. Ну, хотя бы просто примерь, — смягчилась Патриция и жалобно скруглила глаза. — Ну, ради меня.
Через полчаса Вера в новом красном платье и короткой чёрной куртке из кожи с заклёпками вышла из подъезда. Чувствуя себя рассерженной и взведённой, Вера необъяснимым образом ощущала одновременно странный прилив сил и вдохновения. Она злилась на подругу за докучливость, а ещё больше — за её правоту в отношении размера и фасона платья: следует признать, что более точного по лекалам и ещё более вызывающего наряда Вера не знала за всю жизнь. Однако этот огненный, даже в некотором смысле роковой стиль мгновенно наделил её небывалой смелостью, которую Вера ощутила тотчас, стоило Патриции застегнуть молнию на Вериной спине, как позвоночник сам собой гордо вытянулся струной от нетерпения и дерзости.
— Это то, что нужно, — обронила Патриция, глядя на Веру в зеркальном отражении.
— Да, — без экивоков согласилась Вера, — это то, что нужно.
— А ты ничего ещё не хочешь мне рассказать?
— Нет, — игриво ответила Вера таким тоном, словно кокетство, всю жизнь дремавшее в ней, нечаянно выпорхнуло в большой мир и вытеснило собой всю прежнюю личину.
— J'ouvrirais cette péninsule… (франц. буквально — «Я бы открыла этот полуостров…»)
— Что?.. — обернулась Вера, не понимая до конца, но всё же догадываясь о значении этого выражения, которого она никогда прежде не слышала.