Когда дамы покинули столовую, Хоук достал портвейн. Его зятья обменялись многозначительными взглядами. Тристан молчал, но внимательно наблюдал за ними.
– Леди Джулиане нельзя жить у Хестер. – Монтегю положил свои маленькие кисти на стол, обращаясь к Хоуку. – Слишком свободные манеры и мысли вашей тетушки могут оказать на девушку плохое влияние.
– Пойдем в кабинет, – сказал Хоук, поймав взгляд Тристана.
Тот кивнул.
Оба поднялись. Когда Хоук собрался взять подсвечник с буфета, Монтегю с трудом выбрался из-за стола.
– Пейшенс останется и последит за Джулианой.
– Сестра твердо решила ехать в Бат, – сказал Хоук. – Она не будет чувствовать себя спокойно, пока не удостоверится, что с бабушкой все в порядке. – Меньше всего ему хотелось, чтобы Джулиана узнала о браке на примере семьи Пейшенс.
– Вы знаете, что ваша бабушка симулянтка, – продолжил Монтегю. – Если ваша мать и сестры откажутся от поездки, она перестанет капризничать.
Хоук понял, что Монтегю пытался уговорить жену остаться. Этот человек постоянно донимал Пейшенс расспросами, где она бывает, и разражался руганью, стоило ей всего лишь заговорить с другим мужчиной.
– У меня дело к Шелбурну. Пейте портвейн, джентльмены.
Он уже направился к выходу, но Монтегю заставил его остановиться.
– Черт возьми, Хоук! Кто-то должен взять ответственность за девушку.
Хоук обошел стол, приблизился к зятю и произнес:
– Это вас не касается. – И, понизив голос, добавил: – Помните, о чем я вас предупреждал.
Монтегю сверлил Хоука глазами, но сказать что-либо не решился. На Рождество он высказал ряд унизительных замечаний в адрес Пейшенс. Хоук отвел его в сторону и пообещал хорошую взбучку, если тот еще раз неуважительно отзовется о жене.
– Грязное животное! – прошипел Хоук, когда они с Тристаном выходили из комнаты.
– Монтегю недоволен тем, что ты имеешь политическое влияние, хорошее наследство и высокий рост. Он чувствует себя униженным и такими гнусными средствами пытается доказать, что он тоже мужчина.
Хоук желал Монтегю отправиться в ад. Тот, когда добивался руки Пейшенс, демонстрировал горячую любовь, но вскоре после свадьбы показал свое истинное лицо.
В кабинете пахло кожей. Хоук поставил подсвечник с горящими свечами на каминную полку и сел в кресло, стоявшее возле письменного стола. Камин не горел, и в помещении было прохладно. Хоук никогда не пользовался кабинетом. Уже несколько лет он снимал квартиру в Олбани. Семья этого не одобряла, но Хоук не мог больше выносить деспотизма отца.