– Батяня твой, а? – Павел Александрович подмигнул Чибису. – Суро-ов, бродяга! Всех запугал…
– Вот, – Инна достала из кармана красноватую бумажку. – Раньше не получилось. У нас был потоп.
Орест Георгиевич смотрел мимо.
– Что вы говорите! – Павел воскликнул, будто речь шла о чем-то приятном. – И кого же вы топили?
– Не мы, а нас. Три дня лило, – она говорила серьезно, словно дом, отрезанный потопом, три дня носился по водам залива, пока его обитатели боролись за жизнь.
– И как же вы спасались? Надеюсь, попарно? – Павел Александрович гнул свою линию.
Чибис стоял в стороне, тревожно прислушиваясь. Сегодня ее голос звучал выше и напряженнее. «И еще… – он вдруг понял, – лицо». Что-то стягивало черты, делая их жесткими.
– Да мы вообще ни при чем. Тетя Лиля виновата – оставила краны. Все говорят – нечаянно, а я думаю – нарочно. Мама ее жалеет, говорит: все дети умерли, а я думаю…
– Умерли? Когда? – отец перебил.
Вопрос прозвучал странно, ответ – тем более:
– Никогда. Сразу, не успели родиться. Двое, а квартиру дали трехкомнатную. Как нам, – она одернула рукав блузки. – Скажете, это справедливо?
Орест Георгиевич покосился на десятку, лежавшую на столе. Эта девочка повторяла чужие слова. Должно быть, так рассуждали ее родители, у которых она выпросила деньги.
– Странно… – он почувствовал жжение, словно в ладонь впилась острая щепка. – Какой справедливости вы ищете? Если все дети умерли? Это… – он старался говорить спокойно, – такая несправедливость, что отдай вы хоть все свои комнаты…
– Мы? – она одернула другой рукав. – При чем здесь мы?
– При том… – он чувствовал, что сбивается с мысли, но не мог остановиться, – что вы живы.
– Так что ж теперь? – она смотрела холодно и враждебно. – Нам тоже умереть?
– Вам – не надо, – Орест Георгиевич смотрел на красноватую бумажку с ленинским профилем в овале, как будто пытался уловить связь. – Тем более, – встал и отодвинул кресло. – Тем более… Пока что умираем мы.
– Так-так-так, – Павел Александрович поднял руки. – Пора договариваться о терминах. Вы, – обернулся к Инне, – насколько я понял, имеете в виду социальную справедливость. Кто-то воспользовался служебным положением. Увы, в этом вопросе даже наше самое совершенное в мире общество пока что не вполне совершенно, – он усмехнулся. – Повторяю: пока! Решить эту задачу призваны грядущие поколения. Что касается вашего оппонента, он говорил о другой справедливости, которая, как бы это сказать… не пересекается с вашей. Надеюсь, – он обратился к Оресту Георгиевичу, – я хорошо объяснил.