Выпили все, даже Шипша, хотя он вроде веры мусульманской и хмельного потреблять ему не положено. Крякнули, больше для порядку, чем от крепости, закусили хлебом, лучком и вяленым лещиком. Налили по второй. Кто-то из племянников затянул вполголоса песню о речных просторах и широких полях. Андрей, сын Прокопьев неожиданно стал подтягивать глубоким басом. Допели, накатили еще по одной. Песню затянул другой племянник, и тоже о просторах, о воле да о богатстве. Андрей опять подхватил, вибрируя своим огромным брюхом. От его пения, казалось, сотрясался весь корабль.
Мишка придвинулся к Афанасию, задумчиво почесал бровь:
– А вот интересно, отчего у нас все песни грустные? Вроде ж про хорошее все, про простор, про волю, про деньги даже, а сердце рвет?
– Да уж, – пробормотал Афанасий. – В Пруссии, вон, их Ганзели и Гретхены даже про пытки и казни лютые умудряются весело, с плясками разухабистыми, а у нас… Их бы веселость да к нашей удали…
– То верно, – покивал Михаил.
Песня закончилась, слово взял Хитрован.
– Петь я не умею, – прокашлялся он. – Но историю расскажу. Правдивую.
– Дело хорошее. А про что твоя история будет?
– Про птицу огненную, что живет на горе и прозывется…
– Знаем мы эти сказки, – лениво протянул Михаил. – Слыхивали не раз. Давайте лучше я вам историю расскажу, правдивую по-настоящему.
Купцы навострили уши – истории из жизни куда как поучительней обычных дорожных побасенок.
– Ну ладно, давай, – смирился Хитрован.
– Как-то в мастерскую швейную, что в Москве, у Кузнецкого моста, зашли два господина, – начал Михаил голосом бродячего сказителя. – Представились хозяину купцами тульскими, посланными обчеством заказать в Москве полное епископское облачение с митрой, которое они собираются поднести своему архиерею. Да с жемчугами и адамантами. Люди были знатные на вид, заказ выгодный, хозяин и взялся. В мастерской закипела работа.
В положенный срок пришли те купцы за заказом, да время так подгадали, что один хозяин в лавке остался, все приказчики обедать направились.
Осмотрев приготовленные вещи, попросили добавить к наряду еще камней самоцветных и вещиц мелких, навроде бляшек золотых, архиерею все ж таки дарим, не кому-нибудь! Хозяин, простая душа, подобрал, что было прошено, и в отдельный мешочек сложил.
Покивали купцы: мол, хорошо сделано, красиво, да только сомнения есть небольшие, как они будут на живом человеке смотреться? Попросили хозяина на себя примерить.