- Потешный? Копец думал, вы оба умнее. Оказались безумцами!
Смеюсь истерично, надо же, мы - безумцы.
Панкратов поднимается с места, его футболка по-прежнему залита кровью, но лицо уже отмыто, поэтому читаю все эмоции, отражающиеся на нем.
- Лида, считаешь, то, что произошло забавным? Я потерял друга, ты парня. Он нам больше не доверяет. Ты сделала только хуже театральным раздеванием. До этого можно было что-то исправить, а теперь ничего не починить.
- Хуже уже не будет! Амелия, я, ты, Емеля - мы больше не дружная счастливая компания. «Нас» больше нет.
- Почему?
- Потому что не доверяем друг другу, - выпаливаю гневно и меня снова начинает трясти от озноба.
- Успокойся, - ловит меня за запястья, - время вылечит обиду, поймёшь кто врал, кто был честен.
- Откуда такие высокопарные слова?
- Забыла? Мама – филолог.
Постепенно успокаиваюсь. Встаю на носочки, взъерошиваю Сане шевелюру.
- Жрать хочется! Желудок урчит. Может, сварганишь нам ужин?
- Шутишь? Сейчас?!
- Что не так? – во взгляде мужчины читается озабоченность. – Ты испортила всё, что могла, терять нам нечего. Так хоть поедим! Тем более, ОН тоже проголодался.
- Кто он? – в испуге оглядываюсь.
- Ребенок! – друг кивает на мой живот.
И сердце начинает биться быстрее.
- Хоть бы сказала Емеле о ребенке, он отец, имеет право знать правду, - как же трогательно смотреть, как Саша продолжает волноваться о друге.
- Не суй нос в чужие дела. Поклянись молчать! – в моем голосе агрессия.
Мы с Емельяном никогда не задумывались о детях. Нам всего девятнадцать, планировали закончить институт, сыграть свадьбу, поехать в путешествие по миру, обжиться в бизнесе, и лишь затем родить детей.
Мы не планировали этого малыша, предохранялись, в тот самый раз вышла осечка.
Васильеву не нужны дети, он о них никогда не мечтал, - талдычу себе, - пусть живет спокойно, как жил до меня.
Тяжело вздыхаю, открывая холодильник. Ищу глазами продукты для ужина.
- Ты любишь Емельяна? – спрашивает Панк небезразличным тоном.
Оставляю вопрос без ответа, это точно не Сашкиного ума дело копаться в моей душе, топтаться в ней грязными ботинками. Смахиваю с лица слезу.
- Если не любишь, почему плачешь?!
Господи! Саня - ты такой супер чувствительный. Тебе только инквизитором служить! – ору про себя.
- Тебе показалось, - бурчу себе под нос, а в душе все переворачивается из-за напоминания о любви.