Доев щи, я бросил последний взгляд на своих новых знакомых.
Сергей сказал:
— Не ссы, Леша.
А Лена подмигнула:
— Если выживешь — расскажешь.
Сергей засмеялся, а Костя лишь многозначительно поднял бровь. Я
вздохнул и последовал за мужчиной в кожанке, который терпеливо
дожидался, когда я доем суп, глядя на кривляния людей из будущего.
Мужчина в кожаной куртке не стал представляться. Он просто сказал
мне:
— Пошли.
И жестом показал, чтобы я следовал за ним. Мы вышли из столовой
и направились к одному из дальних бараков в противоположной части
крепости. Возле деревянной постройки стояли двое бойцов в
потрепанных гимнастерках, вооруженные винтовками. Они перебросились
парой слов с моим провожатым, после чего один из них пропустил меня
внутрь, открыв дверь перед моим носом под небольшим транспарантом,
на котором красными буквами по широкой доске было написано:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Мой провожатый остался снаружи. А внутри помещения было душно и
накурено. За большим столом явно местного средневекового
производства, покрытым красной материей, заваленным газетами и
какими-то документами, сидели трое: пожилой мужчина с седыми усами
в военной форме, но без знаков различия, темноволосая женщина
средних лет в строгом темно-сером платье и еще один парень, шатен
лет тридцати в очках и в белой рубашке, ворот которой был
расстегнут. На стене над собравшимися висел портрет Сталина, а на
столе среди бумаг торчали гипсовые бюсты Ленина и Маркса.
— Садись, товарищ попаданец, — сказал седой, указывая на табурет
перед столом. — Я Василий Петрович Звонарев, председатель парткома.
А это секретари Ульяна Витальевна Яровая и Валерий Павлович
Стоцкий.
Я сел, чувствуя, как под взглядами этих людей мне становится не
по себе.
— Алексей Потапов, правильно? Из какого года прибыл? — спросила
женщина, перелистывая какие-то записи.
Я кивнул:
— Да, это я. Прибыл из 2025-го.
Очки у парня за столом блеснули в солнечном луче, падавшем из
открытого окна, когда он повернулся ко мне, задав вопрос:
— Интересно. А что там, в будущем? Коммунизм уже построили?
Я колебался. С одной стороны, врать казалось глупым — они и так
хорошо знали, что я не из их времени. Да и знали уже они про
крушение Союза и про распад страны от других попаданцев. Просто
придуривались зачем-то, наверное, решили проверить, каким тоном
говорить стану обо всем этом. Одобрительно или оскорбительно. С
другой стороны, я понимал, что правда могла быть для них неприятной
по-человечески. Ведь они так верили в свои коммунистические идеалы!
А тут такой облом для них случился! И они явно ждали, что именно я
скажу. Но, я постарался говорить нейтральным тоном и спокойно: