— Хм… —
ответил лекарь, уходя от прямого ответа, потом принялся меня
осматривать и ощупывать:
— Синяк
имеется, но синяк, юноша, это ерунда, переломов, на первый взгляд,
нет, ребра в порядке. Когда дышите, болей нет? Кровью плюетесь?
Ну-ка, вздохните поглубже.
Я задышал,
а доктор побарабанил пальцами по моей груди.
— Как я и
думал — ребра не сломаны. Наличествует ушиб. Встряска, конечно,
сильная для организма, но он у вас молодой, так что, ничего
страшного. К старости, разумеется, все скажется, но вам до старости
еще далеко, — вынес доктор вердикт. — Опасаюсь, что вы, с вашим
темпераментом, все равно до старости не доживете, так что, все
просто отлично.
— Да,
господин Парацельс, умеете вы утешать, — заметил я.
— Так к
чему мне вас утешать? — усмехнулся доктор. — Вы человек умный,
порой даже слишком, сами все понимаете. Кто же вас заставляет то
голову под полено совать, а то и грудь под пулю? Вот, если, лет
через тридцать-сорок — если доживете, когда у вас начнет болеть
позвоночник, а вы станете грешить на сердце или кишечник — имейте в
виду, что это вам привет из вашего бурного прошлого. Позвоночник
даст знать, ребра.
Чуть было
не брякнул, что будет у меня остеохондроз позвоночника, но не
уверен, что нынче имеется такой термин. А коли нет термина, так и
заболевания нет.
— Пуля, как
я понимаю, вырвала у вас немножко мясца, ударилась о что-то
твердое? — поинтересовался Федышинский
— Именно
так. Зацепилась за крест святого Владимира, ударилась о часы, —
подтвердил я. — Часы, конечно жаль, но жизнь они мне
спасли.
— Вот
видите, какая от вашего «владимира» польза, — заметил доктор. — А
вы как-то жаловались — мол, нескромно все время с крестом ходить, а
снимать нельзя, не положено.
— Собирался
фрачный вариант заказать, но не собрался, — подтвердил
я.
— Вот это
правильно, — заметил доктор. — Но хорошо, что «фрачник» заказать не
успели. А так, пуля ударилась об орден, срикошетила и стукнулась о
часы. Радуйтесь.
— Так я и
радуюсь. Но часов все равно жалко.
Осмотрев
повязку, что вчера наложила акушерка, осторожно ее потрогал и
сказал:
— Перевязку
менять не стану, смысла не вижу. Сделано грамотно, крови нет, лучше
пока не трогать, рану не бередить. Небось, Алевтина
делала?
— Она
самая, — подтвердил я.
— Алевтина
— девка толковая. На ней вся земская больница и держится. Плохо
только, что разговаривать она не любит.