Но вот из угрюмого приземистого здания аббатства появился уже знакомый нам монах и торжественно провозгласил:
— Аббат дозволяет заблудшей душе получить стол и кров. Однако, чтобы не смущать братию, ей велено не выходить из кельи до самого отъезда.
— Всеблагой непременно вознаградит аббата Бенедикта за доброту и снисходительность к грехам этой заблудшей, — ответил Ральф. И с официальной холодностью бросил мне: — Леди Ариадна, ступайте за досточтимым братом. Винс, сопроводи.
И я молча, с идеально прямой, как на уроке танцев, спиной двинулась следом за монахом.
Келью мне выделили на цокольном этаже — крохотную, с единственным узким окошком почти под потолком. Здесь было холодно и сыро, а всю меблировку составляла деревянная койка с тюфяком, из которого торчала солома, и тонким шерстяным одеялом. Стену над койкой украшал медный знак Всеблагого, позеленевший от времени и влаги; отхожее место в углу прикрывала доска.
«И здесь мне предлагают ночевать?!» — ужаснулась я. И немедленно повернулась к провожатому:
— Святой отец, это такая шутка? Вы осознаёте, что предлагаете благородной леди ночлег, достойный нищенки?
Монах горделиво распрямил плечи.
— Мирские титулы не имеют значения в святой обители, — с отнюдь не монашеским высокомерием сообщил он. — А лишения смиряют дух и быстрее приводят его к Всеблагому. Советую тебе, заблудшее создание, провести ночь в молитвах и раскаянии, и тогда, возможно, Всеблагой снизойдёт к тебе своей милостью.
У меня на несколько мгновений отнялся язык, а Кэвин философски заметил: «И самое грустное, что он в это верит. — После чего припечатал: — Идиот».
Монах выдержал небольшую паузу, позволяя мне ответить. Однако так и не дождавшись реакции, повесил на крюк у входа тусклый светильник и вышел, преисполненный собственной значимости. Следом за ним двинулся Винс, слушавший наш разговор с глумливой усмешкой, и только тогда я наконец отмерла.
— Стойте! Снимите цепь!
Усмешка на лице инквизитора сделалась шире.
— Не положено, — как собаке кость, бросил он, перешагивая через порог. Дверь шумно закрылась, и замок дважды щёлкнул, отрезав меня от тепла, света и человеческого отношения.
Будто сомнамбула, я сделала два шага вперёд и тяжело опустилась на койку. Закрыла лицо руками и немедленно услышала Кэвиново: «Я бы не советовал».