От этого расстройства мне остро захотелось писать. Но – увы –
берег реки уже скрылся за домами, сомкнувшимися стенами друг с
другом.
Я воровато огляделась, нырнула в ближайшую арку. Здесь был
небольшой сквер с детской площадкой: качельки, ракеты, прудик для
русалок, боксёрская груша в виде улыбающегося богатыря для орков,
бункер для гномов с настоящим отбойным молотком, прикованным к
входу чугунной цепью (чтобы не унесли). И кусты. Много-много
снежноягодника.
А ещё: малыш.
Лет десяти, наверное. Толстый мальчик громко плакал на скамейке,
и его острые ушки совсем сникли. Толстый эльф? А такое вообще
бывает? Это не противозаконно?
– Эй, – позвала его я, – тебя мама не ждёт?
Поздно уже, иди, родной, домой. Тётя писать хочет.
Малыш задрал щекастенькую мордашку, хлюпнул носом-пуговкой.
– Нет. Меня никто не ждёт.
Вот же ж… Ладно. Есть и другие скверы. Я поспешила было покинуть
занятую территорию и вдруг услышала:
– Тётя, не уходи. Пожалуйста!
Гм. Я обернулась.
– Ты что, трусишь? Да светло ещё на дворе, чего бояться?
Молочные ночи ж! Но ты прав: лучше иди-ка домой. Дома не
страшно.
– Я не могу, – простонал несчастный. – Не могу уйти. Мы с
пацанами договорились о встрече. Вернее… мне сказали быть
здесь.
И ушки, поднявшиеся было в надежде, вновь сникли. Ну, раз пацаны
сказали, то понятно.
– Так ведь пацаны придут, и я вам мешать буду, – снова сделала я
попытку достигнуть взаимопонимания.
– Им – да, а мне – нет. При вас они меня бить не будут.
Приехали. Да у нас здесь конфликт! Я вздохнула, вернулась и села
рядом.
– За что бить-то?
Эльфёнок покраснел:
– За то, что жирный.
– А жирный ты почему?
Непривычно маленькие для эльфа глазки с укором глянули на меня.
Но совести, как я уже упоминала, у меня отродясь не было. Мальчик
вздохнул:
– У меня мама орчиха, а папа – эльф, – признался печально.
Метис. М-да. Любопытненько.
– А те, кто будут тебя бить, они эльфы или орки?
– Эльфы.
– Ну так вмажь им как следует. Разэльфячь по всей площадке, я
разрешаю.
Он снова всхлипнул, вытер грязными ладошками чумазые щёки.
– Я боюсь. Не умею драться. И папа говорит, что драться плохо.
И… и… я балетом занимаюсь, – сообщил он застенчивым шёпотом.
Час от часу не легче!
– Это мама тебя так? Отдала на балет?
– Не, папа.
– А мама что говорит?
– Мама уехала к бабушке. Мы с папой живём. Только он сейчас в
командировке, и я уже месяц один.