Пасе не спалось. Всю ночь она ворочалась на топчане, сделанном
из деревянных паллетов, в постели из всяких тряпок – старой одежды,
рваных штор, и плакала.
Как он мог! Как он мог!
Уже под утро, не выдержав, подошла к окну, села на подоконник и
посмотрела в окна соседнего роскошного особняка. В Комарелии было
принято строить хибары бедняков под окнами вилл. Указ магистрата
объяснял это принципом аналогичных возможностей и равенства нищих и
богачей перед законом, но все понимали: всё дело в том, что
богатеям просто приятно сравнивать свои виллы с хижинами
неудачников.
Там, за плотно сомкнутыми жалюзи, находилась одна из комнат
Руслана.
– Как ты мог! – шепнула Пася и хлюпнула носом.
Она так верила ему! Так радовалась его приветливому «ну чё,
погнали?» по утрам! А он… он… Пася вставила в уши наушники и
включила на стареньком кассетном плеере любимую композицию «КиШа».
Пасина мама была фанаткой известной группы «Калачи и шайки»,
названной так потому, что один из солистов немного шепелявил. Мама
пропала, когда девочке было лет шесть, и от неё остался только
потёртый пластиковый плеер.
Когда рассвело, и солнечные лучи вспыхнули огнём на золотой
крыше особняка графа Андруша, Пася надела старенькие джинсы,
голубую футболочку, собрала волосы в простую гульку, набросила на
плечо собранный с вечера рюкзачок. Желудок подростка требовал еды,
но вчера папа, пока Пася рыдала по поруганной любви, выкрал кошелёк
и пропил все заработанные дочерью деньги.
– Ты не понимаешь! – всхлипнул в ответ на возмущение девочки. –
Я любил твою мать! Я не могу её забыть!
Это был железный аргумент. Разве можно осуждать такое великое
горе? Пришлось отправляться в гимназию голодной. Но едва Пася вышла
за калитку, как…
– Слушай, тут такой дело…
Сердце стукнуло невпопад. К ней вразвалочку шёл Руслан, наклонив
голову набок и хитро улыбаясь:
– ... я, конечно, не знаю, чё за муха тебя вчера укусила…
Ей захотелось врезать в это улыбающееся лицо, наорать, а потом
обнять и утешиться на его широкой груди. За что?!
– … ты, наверное, была пьяна, малышка, да? Признайся! Понимаю:
ты на меня обижена, но… Поверь, этот спор ничего не значит, так,
дурость одна… Да и ставка в ней – убогая картинка из коллекции
моего папеньки. Какой-то там Драфаэль, ничего серьёзного. Баловство
одно. Мизинчика твоего не стоит, просто поверь.